— Но так, согласись, эффектнее.
Она смеётся и кивает.
— Подвезёшь меня домой? Ты же за рулём, насколько я поняла.
Неожиданность её вопроса на секунду выбивает из колеи. Я-то думал, её придётся уговаривать, но, наверное, она настолько сегодня устала, что согласна на любую авантюру. А мне, собственно говоря, только это и нужно.
7. Полина
Брэйн несколько секунд отвратительно долгих секунд, ошарашено смотрит на меня, не мигая, но потом улыбается, и от этой улыбки внутри всё замирает, словно каменеет. Непривычное ощущение, что будит во мне его взгляд, разливается теплом по телу, заставляет сердце с большим усердием гнать кровь по венам. Это, наверное, усталость, потому что никогда мне так отчаянно не хотелось никого поцеловать, стоя под мигающим фонарём посреди улицы. Поцеловать? Его? Мамочки, какая только глупость в голову не залезет. Или всё-таки не глупость?
— Поехали? — спрашиваю, прочистив горло, в котором точно комок застрял.
Брэйн ещё шире улыбается и кивком показывает на, стоящее чуть поодаль, дерево. Я не вижу, что там, но, наверное, припаркован его транспорт. Наверное, что-то типа внедорожника, потому что такой крупный мужчина в малолитражку не влезет в силу габаритов. По телу пробегает лёгкий холодок, когда представляю, что придётся ехать с Брэйном в одной машине по ночному городу… Эта мысль немного пугает, но и волнует одновременно. А больше всего волнует: будет ли приставать? Но сильнее прочего беспокоит, что могу же и сама на него наброситься. Вот будет комедия, честное слово.
Иду туда, куда он указывает, уже готова увидеть здоровенную тачку, но замираю столбом, осознав, что придётся ехать на мотоцикле. Перед глазами мелькают кадры шального юношества, когда мы с друзьями катались ночами на двухколёсных конях и были счастливы. И вроде были эти времена совсем недавно и в то же время так давно, что почти и не вспомнить.
— Ты когда-нибудь раньше каталась на мотоцикле? — спрашивает, подойдя совсем близко, и меня будто обжигает, настолько сильный жар от него исходит, словно от печки. И умопомрачительный аромат, что сводит с ума, которым невозможно надышаться.
— Каталась, — слегка киваю, понимая, что тело перестало совсем слушаться, — правда, лет десять назад в последний раз. Потому, наверное, не считается.
Брэйн наклоняется ко мне, нависая сверху, и делает сильный вдох, от чего его широкая грудь чуть вздымается. Отчаянно борюсь с желанием прикоснуться и сжимаю ладони в кулаки до хруста и слабой боли в суставах. Зато помогает прийти в себя, успокоиться.
— Ну, опыт не пропьёшь, потому залезай.
Проходит к своему агрету — гигантскому, как и он сам — и снимает с ручки шлем. Большой и чёрный, в глянцевой поверхности которого отражаются звёзды. Окидываю Брэйна взглядом и замечаю какую-то странность, связанную с его одеждой. Сначала не могу понять, что привлекло моё внимание, а когда доходит принимаюсь безудержно смеяться.
— Что? — округляет глаза и следит за моим взглядом. Когда понимает, что я смотрю на его разорванную штанину, тоже начинает хохотать. — Это всё твоя Ася виновата. Надо было её заставить зашивать.
Я представила Аську с иголкой и катушкой ниток и принялась смеяться ещё сильнее, потому что большую нерукодельницу ещё поискать нужно.
— Ага, она бы зашила, держи карман шире, — говорю отсмеявшись.
Порыв холодного ветра пронизывает до костей, потому что, выходя из дома, даже не предполагала, что так долго буду отсутствовать. Знала бы, оделась потеплее, но уже слишком поздно о чём-то переживать. Мышцы сводит от усталости и ледяных порывов. Хочется закутаться в тёплый плед, налить себе какао и долго-долго сидеть у камина, пытаясь разобраться в своих чувствах и мыслях, но вместо этого торчу на улице глубокой ночью наедине с плохо знакомым мужчиной, от одного вида которого закипает кровь. М-да уж, неожиданный вираж судьбы, ничего не скажешь.
— Замёрзла? — Брэйн за секунду, словно дикий зверь — сильный и грациозный — бесшумно преодолевает разделяющее нас расстояние и становится настолько близко, что почти соприкасаемся телами. Незаметно втягиваю живот и грудь, чтобы хоть так отвоевать себе несколько сантиметров драгоценной свободы. — У меня в багажнике курта есть. Дать?
— Твоя? Или какой-нибудь забывчивой девушки? — спрашиваю поднимая глаза, потому пялиться ему почти в пупок не очень интересно.
— Моя, конечно, — усмехается, глядя на меня сверху вниз своими ореховыми глазами. — Не имею привычки хранить чьи-то вещи в своём багажнике.