Так и знала, что этот вопрос рано или поздно всплывёт. Нет, всё-таки зря, что Брэйн не надел панамку.
— Обязательно, — кивает и молчит, словно намекая: здесь больше не о чем разговаривать.
Нет, всё-таки добьюсь и он расскажет, что означают эти руны. В конце концов, будет спать, сфотографирую и в Интернете найду. Или у его друзей узнаю. Да, я любопытная.
— Нет, я всё-таки не могу понять, какого чёрта Санёк решил свой длинный нос в мою жизнь засунуть.
Меня распирает от злости, как бы не пыталась отвлечься. Так и подмывает сорваться с места и рвануть к нему на работу, чтобы посмотреть в наглые глаза.
— Не кипятись, он хотел как лучше, — говорит отец, отправляя кусочек вафли в рот. Пока жуёт, смотрит на меня прищурившись. — Говорил, они с Асей очень волнуются о тебе. Мол, связалась с настоящим отребьем, с пути истинного тебя сбивают.
Всё-таки приплёл гадкий Санёк и Асю к этой истории. Гляди на него, заботой о моей персоне прикрылся, точно ему не наплевать на меня. Какая гнида, мамочки. Так и представляю, как он сидел в удобном кресле в отцовском кабинете и вешал своему начальнику на уши лапшу. А ведь благодаря мне Сашу взяли к папе менеджером в один из филиалов фирмы. Ведь сама, дура наивная, уговорила дать ему шанс проявить себя. Ещё распиналась, помню, какой смышлёный у Аси муж… И кто меня умной после этого назовёт? Сама виновата, а теперь в качестве обещанной признательности получила лопатой по спине.
Делай добро и бросай его в воду, получается?
— Поля, ты нас тоже понять должна, мы переживаем, — вставляет мама и накрывает мою руку своей.
— Но ведь бабушка и близнецы видели Брэйна… Почему вы у них не спросили, какой он?
Отец издаёт странный звук, а мама прячет лицо за огромной чашкой с остывшим чаем.
— Ну, бабушка твоя — натура романтичная, — отец улыбается и даже подмигивает мне. — Всегда такой была, такой и останется. Мы все желаем ей долгих лет жизни, но иногда она не очень надёжный источник. А на близнецов вообще надежды нет — наплетут с три короба, только и успевай фильтровать.
— То есть Саша для тебя более надёжный источник, чем родная мать и сыновья? Знаешь, папа, иногда я тебя совершенно не понимаю.
— Так, ладно, закончили трепаться, — отец мрачнеет, потому что не любит, когда его действия и слова хоть как-то, но критикуют. Наверное, он и сам понимает, что, мягко говоря, в лужу вступил, но от этого ещё хуже. — И вот, что я скажу.
На секунду воцаряется тишина, липкая и неуютная. Не знаю, что отец надумал, но не сильно верю в хороший исход. Слишком всё гладко шло, слишком ровно, я даже почти расслабилась. Отец даже вежливым быть пытался…
— В общем так, Павел, — обращается к Брэйну, нахмурившись, — вы, наверное, парень неплохой, но только вам совсем не место рядом с Полиной.
Слова прозвучали, словно выстрел, и я замираю, выпрямившись. В голове лихорадочно прыгают мысли, пока пытаюсь понять, как реагировать на эту ересь.
— Прямо совсем не место? — ухмыляется Брэйн и достаёт из кармана пачку сигарет. — Вы не против? А, впрочем, наплевать.
Он закуривает, выпуская в потолок струйку дыма. Смотрю на него снизу вверх, ожидая увидеть написанную на лице растерянность или отголоски возможной злости, ярости даже. Но нет, Брэйн кажется абсолютно спокойным, даже расслабленным, только в глазах загорается опасный огонёк.
— Ты в своём уме?! — выкрикиваю, потому что понимаю: это всё мне порядком надоело. — Ты снова за старое? Какое ты имеешь право указывать мне?
— Самое прямое: я твой отец, если ты забыла. А ещё работодатель. И вдруг твоя память совсем прохудилась, то напомню: ты в моём доме живёшь. Ну, это так, напоследок. Для закрепления результата.
— Юра… — выдыхает мама, закрывая рот ладонью, да только на папу это не действует. Никогда не действовало, правда раньше он ни разу не переходил к открытым угрозам.
— Помолчи, пожалуйста, — отмахивается отец и переваливается через стол. — Полина, ты же хорошо меня знаешь, дважды повторять не буду. Либо мы сейчас заканчиваем весь этот цирк, либо пеняй на себя.
— Так, минуточку, — Брэйн кидает на меня мимолётный взгляд, и я сквозь радужную пелену, что внезапно застлала мир, замечаю тревогу, плещущуюся в ореховых глазах, — я не понимаю, что здесь происходит, да только не кажется ли вам, уважаемый, что у всего должны быть какие-то границы, за которые ну вот никак нельзя переходить?
— Слушай сюда, щенок, — отец понижает голос до опасного шёпота. Ох, как я в детстве боялась этого тона… — слейся отсюда, пока по шее не огрёб.