его нам, но уже во всей безыскусственной прелести стихов подлинника52.
Надобно еще указать на один пропуск в упомянутом выше издании прозы
Жуковского {Не могу умолчать и еще о двух пропусках, пришедших мне теперь
на память. В "Современнике" 1840 года (т. XVIII) есть прекрасная характеристика
"Стихотворений И. И. Козлова", составленная Жуковским, и в том же журнале
1844 года (т. XXXVI) "Письмо" его о кончине великой княгини Александры
Николаевны, превышающее все, написанное им в прозе. -- П. П.}. Он, впрочем,
сам заметил его и вот что сказал в одном своем письме, присланном сюда из
Баден-Бадена в октябре 1850 года: "Странное дело сделалось; подивитесь моей
памяти. Я на сих днях купил русскую грамматику, напечатанную в Лейпциге на
немецком языке: половину этой книги составляет хрестоматия, выбор отрывков в
стихах и прозе. Из моих творений немец взял только отрывок "Певца в стане
русских воинов" (который теперь мне самому весьма мало нравится); а в прозе
напечатал мое "Письмо о Бородинском празднике", о котором я вовсе забыл и сам
теперь не помню, к кому оно было написано и где напечатано. А что оно
напечатано -- в том убеждает меня его появление в немецкой грамматике. Если бы
я знал об его существовании, то внес бы его в том "Прозы", ибо описание очень
живо и тепло и мне самому решительно напомнило о самом событии. Знаете ли
вы об этом письме? Если знаете, скажите, где оно гнездится?" Здесь речь идет о
стихотворении "Бородинская годовщина", перед которым в "Современнике" 1839
года Жуковский напечатал отрывок "Письма" своего тоже к великой княгине
Марии Николаевне, после праздника в воспоминание двадцатипятилетия
Бородинской битвы. Второе у него названо: "Молитвой нашей Бог смягчился".
Оно излилось из его сердца по выздоровлении великой княжны Ольги
Николаевны от тяжелой болезни. "Письмо" же и "Бородинская годовщина"
действительно принадлежат к числу лучших произведений его таланта. Одно
место из "Письма", вообще исполненного удивительной живости и
величественных картин, по всем правилам должно войти в очерк жизни автора.
"Вечер этого дня, -- говорит он, -- провел я в лагере53. Там сказали мне, что
накануне в армии многие повторяли моего "Певца в стане русских воинов",
песню, современную Бородинской битве: признаюсь, это меня тронуло до
глубины сердца: но в этом чувстве не было авторского самолюбия. Жить в памяти
людей по смерти не есть мечта: это высокая надежда здешней жизни. Но меня
вспомнили заживо; новое поколение повторило давнишнюю песню мою на гробе
минувшего. Это еще более разогрело мое устаревшее воображение, в котором
шевелился уже прежний огонек, пробужденный всем виденным мною в этот день.
А живой разговор с К. Г., с которым я встретился в лагере и который своим
поэтическим языком доказывал мне, что певцу русских воинов, в теперешнем
случае, должно помянуть времена прошлые, дал сильный толчок моим мыслям.
Возвратясь из лагеря, я в тот же вечер написал половину моей новой Бородинской
песни, а на другой день, на переезде из Бородина в Москву, кончил ее; она была
немедленно напечатана; экземпляры отосланы в лагерь, и эта песня прочитана
была в армии на празднике Бородинского Помещика. И так привел Бог, по
прошествии четверти века, на том же месте, где в молодости душа испытала
высокое чувство, повторить то же, что в ней было тогда, но уже не в тех
обстоятельствах. Чего, чего не случилось в этот промежуток времени между
кровавым сражением Бородинским и мирным величественным его праздником! С
особенным чувством смотрел я в этот день на нашего молодого, цветущего
Бородинского Помещика, который на празднике русского войска был главным
представителем поколения нового".
Стихи "Бородинской годовщины" можно уподобить самому
торжественному "Requiem", погружающему душу в созерцательную меланхолию.
Перед мысленным взором нашим в стройном шествии являются те незабвенные
лица, те чудные события, которыми увековечена память 1812 года. Встреча с
ними не приводит нас в радостный трепет, как в "Певце", но вызывает из глубины
души тихое благоговение и слезы благодарности.
И тебя мы пережили,
И тебя мы схоронили,
Ты, который трон и нас
Твердым царским словом спас,
Вождь вождей, царей диктатор,
Наш великий император,
Мира светлая звезда!
И твоя пришла чреда!
О година русской славы!
Как теснились к нам державы!
Царь наш с ними к чести шел.