Шествие ряженых вел духовой оркестр из двадцати четырех инструментов. Музыканты были одеты в темно-синюю с серебряными пуговицами форму. Ноты, написанные на картонках, были воткнуты в специальные держатели на инструментах на расстоянии шести дюймов от глаз, так что музыканты шли, близоруко вытянув головы, в то время как ноги выделывали кренделя. На большом барабане в этом году играл Джонни Мидлтон; нрав у него был горячий, но зато увесистые, с разлохмаченной головкой барабанные палочки так и плясали в руках. Он где-то раздобыл леопардовую шкуру, и еще до начала шествия лицо у него было все красное от жары. Он к тому же умел щелкать каблуками на манер гвардейцев. В гвардию его не взяли по причине роста, но он все равно выучился этой штуке.
Карнавал был плодом всевозможных ухищрений. Денег мало — выдумки много. За четыре послевоенных года карнавальное шествие стало любимым развлечением горожан, азарт еще разжигало соревнование с соседними городками. Терстон по величине был то, что надо; не очень велик (в Карлайле ни разу не было такого дружного праздника) и не очень мал (в окрестных деревнях карнавал не отличить от обычного гулянья). В этот день находило разрядку сложное чувство: радовались, что позади мрачные тридцатые годы, что одержана победа; бездумно веселились в преддверии новых социальных боев; и сквозь все это пробивались ростки ужаса перед атомной бомбой — послевоенным адским изобретением; как что-то почти невероятное вспоминали суровое единодушие военного времени, когда праздники были проблеском солнца после долгих тощих месяцев на яичном порошке и на сухом молоке.
Карнавалы в Англии не имели многовековой традиции, как во многих других странах, но жизнь в Терстоне все равно в этот день выходила из берегов: кто не пил, напивался допьяна с полным на то правом, кто всегда был чинно одет, как принято в старой доброй Англии, напяливал самые фантастические одежды; а такие, как Кэтлин, вдруг являли миру доселе сокровенные талант и амбицию, не обижая никого, но, впрочем, достаточно смело. Для многих это был день безудержного мотовства после месяцев строгой экономии, как в рождество, для других — редкая возможность побездельничать в субботнее утро. Дети применялись ко всеобщему разгулью; магазины закрывались рано; пивные работали допоздна; движение, какое еще оставалось, текло по другим маршрутам; устроители карнавала в одночасье превращались из простых смертных в важных распорядителей с большими медными бляхами на груди, на которых зелеными буквами стояло только одно слово: «карнавал». Для состязаний садовник постриг в парке траву на обширной площадке и долгими уговорами заставил мальчишек караулить самые красивые клумбы. Владельцы магазинов объявляли призы, фермеры привезли мешки для шуточного бега в мешках. На пути процессии верхние этажи вывесили флаги, и дома точно плыли под парусами; все утро один из распорядителей возился со своим микрофоном у теннисного корта.
Сначала шел оркестр, за ним девочки в белых платьицах, дальше по порядку все остальные. Середину процессии составляли пешие, хвост — фургоны и грузовики. Большим успехом у ряженых пользовался Уолт Дисней и английские детские песенки: тут был утенок Дональд, матушка Хабберт, трое в бочонке, Мики Маус, Белоснежка за руку с Голубым мальчиком. В карнавале участвовал весь город от мала до велика, но больше всего дети. Голливуд тоже не был забыт: мальчишки лет девяти-десяти были почти все индейцы, раскрашенные красным гуталином. Идею костюма могло подсказать и внешнее сходство: вылитый премьер-министр шел бок о бок с точной копией Макса Миллера[2]. Беллетристика была представлена бедней, хотя не обошлось, конечно, без Робинзона Крузо и колоритной фигуры Феджипа. Спорт тоже оставил след: футболистов и боксеров хоть отбавляй — мальчишки вовсю потешились. Тут были еще папа римский, герцог Бонжур, Ол Джолсон, фермер со своей собакой, полицейский, неандерталец, воздушный гимнаст, силач и многие другие персонажи цирка. Все эти ряженые составляли основу шествия: их оценивали по известным, общепризнанным стандартам, сравнивая с реально существующим прототипом. В эту основу вплетались, как ленты в гриву, разные неожиданности: девушка-мороженое, фонарный столб, дерево, банка тушенки, дух милосердия, благодарственный гимн, стог сена, скрипка, чайная баба, человек будущего, башенные часы, пьяница, герой, нищий, гора Эверест; одно семейство изображало Лондон во время налета. Несколько человек нарядились в костюмы, изображавшие ни то ни се и невесть что: им не хватило толку придумать себе героя, и вкрапливались они в маскарадное шествие, как прозелиты в процессию святых отцов.