За пешими тянулись фургоны. Карнавал совпал с ежегодной трехдневной ярмаркой, и все лошади были в нарядной сбруе. Парад замыкали один за другим четыре грузовика: два принадлежали фирме поставщиков угля, третий — Союзу западнокамберлендских фермеров, четвертый — Кооперации. Фургоны и грузовики представляли собой импровизированные подмостки с живыми картинами. Был, конечно, фургон первых поселенцев, сцена «в лесу у костра», традиционный «рояль»: мальчишки в черном, девочки в белом, изображая клавиатуру, подскакивали и приседали под настоящую музыку; любящая чета — старичок и старушка; была и королева карнавала в окружении свиты и царица цветов со своими фрейлинами. Нашлись, конечно, и тут любители оригинального: на одном грузовике мешки с песком, земляная насыпь, на мешках солдаты в полном обмундировании поют «Путь далекий до Типерери»; пачка сигарет «Вудбайн»[3] — поистине грандиозное сооружение: весь фургон, облепленный сигаретными пачками, представляет как бы одну большую пачку, из нее торчат четыре белые трубки с ряжеными в коричневых париках — ни дать ни взять гигантские сигареты. Да, терстонцы оказались тароваты на выдумку: тут и старуха, живущая в башмаке, и Иона в чреве кита, рай и ад. Английский банк, английские герои (фургон методистов), Алиса в стране чудес (англиканская церковь), недра Биг-Бена, дух труда (грузовик Кооперации). Ни у католиков, ни у квакеров, ни у методистов, ни у Армии спасения своего фургона не было, а конгрегационалисты устраивали свой собственный карнавал. Первый приз получил фургон «Свобода или смерть».
Карнавал был феерией не только потому, что его участники рядились в самые фантастические костюмы, чудесным, сказочным было само по себе шествие: оно протянулось на три четверти мили по Лоуморскому шоссе, которое было обсажено живой изгородью, поблекшей и поредевшей к концу лета; путь лежал через серенький облупленный городишко, дома которого лишь изредка блестели свежей покраской. Процветание почти его не коснулось, пять фунтов в неделю считалось завидной зарплатой; длинная рука войны, дотянувшаяся и сюда, унесла не одну жизнь, разбила не одну иллюзию. Туристам и экскурсантам в Терстоне было нечего делать, да и среди коренных жителей были такие, что рвались из этого захолустья; день был хмурый, зрители на тротуарах одеты в черное, темно-серое, синее, коричневое, и шествие, переливающееся всеми цветами радуги, точно ожившая сказка, легло пестрым узором на канву будничной жизни. Эта легкая, стройная, говорливая колонна точно явилась сюда из другого века, из-под других небес.
За оркестром во главе с Бетти шли около тридцати девочек, все одетые в белое, у каждой в руке белый платочек с колокольчиками в уголках, крошечные на черной резинке колокольчики на запястьях и на лодыжках; они поблескивали, как серебристые капли росы, и тоненько позванивали на ходу: через каждые четыреста ярдов оркестр останавливался, и девочки танцевали.
Танцевали они «польку-моррис», но танец этот давно уже утратил родство с майской березкой и буйными плясками старинного народного праздника весны. Держась за руки, девочки исполняли плавный, неторопливый перепляс, который походил больше на шотландский хоровод, чем на разудалую «польку-моррис» старых времен. Оркестр играл протяжную шотландскую песню «Сто волынщиков», очень подходящую для этого случая.
Бетти почувствовала волнение только в самый день карнавала. Работа в местной ячейке лейбористов в годы войны многому ее научила. Тогда каждый нес какую-нибудь обязанность. Она собирала деньги для подарков на фронт, была даже казначеем ячейки. И когда устроители карнавала попросили ее организовать танец девочек, она, не задумываясь, согласилась. На другой день у входа в магазин Харви Мессенджера появилось написанное от руки объявление:
«Девочки от семи до одиннадцати лет, желающие танцевать на карнавале, приглашаются в ближайший понедельник в 5 часов 15 минут дня в клуб камберлендских фермеров».
Бетти с удовольствием взялась за дело. «Полька-моррис» — очень простой танец, никто не боялся, что не получится. От девочек требовалось одно: двигаться одновременно и в лад; учить этому было не то что уж совсем легко, но и не очень трудно, так что Бетти и скучать не скучала, но и не уставала. Белые платья были почти у всех, если у кого не было, то сшить такое платье проще простого; колокольчики продавались в лавке Дж. и Дж. Эрдсов — пенни за штуку, по карману самым бедным. Если же девочка из большой семьи приходила и говорила грустно, что белого платья у нее нет, мама не может купить, материя откуда ни возьмись появлялась, и часа через два платье, шитое на живую нитку, было готово.