«Черт, да как же ее звали?!»
Он бежал за санаторным автобусом, увозившим в никуда его такую мучительную, первую и последнюю человеческую любовь. И не знал, что она, уткнувшись лицом в бледные прозрачные ладошки, плачет своими «вишневыми» слезами и не видит, как он задыхается в нелепой попытке догнать кативший по пустынной трассе автобус.
А потом, спотыкаясь, плелся по пыльной дороге обратно к санаторным воротам, не понимая, как такое могло случиться… В обморочной горячке прощания они не обменялись ни адресами, ни телефонами.
«В апреле, именно в апреле… Весною, именно весной… Когда отпенились метели…»
Метели не отпенились, они кружили над землей цветущими ветвями, а его жизнь остановилась. Вот на этом самом месте. В тот миг, когда она в последний раз провела ладошкой по автобусному стеклу.
Девушка за столом подняла тонкую изящную руку и откинула золотистую челку. Он вздрогнул и отвернулся.
«Катя? Света? Даша?..»
Он неистово колотил грифом по стволу… Струны жалобно звенели, а дерево изумленно вздрагивало и наивно отмахивалось белыми соцветьями.
Только когда истошно взвизгнув лопнувшей струной, гитара треснула, он пришел в себя и бессильно упал в рыхлую прелую землю, плача и прося прощения. В этот миг он отчаянно не знал, кого любит больше…
«В апреле, именно в апреле… Весною, именно весной…»
- Игорь, а почему вы ничего не едите? – прерывая его воспоминания, прощебетала соседка слева.
Он воззрился на жгучую брюнетку с резкими чертами лица, не понимая, о чем это она.
- Давайте я за вами поухаживаю. - Похожая на хищную птицу дамочка схватила со стола его нетронутую тарелку, с краю которой одиноко дыбилась горка салата. – Вы обязательно должны попробовать долму, Валюшка изумительно готовит это блюдо. Ее научили самые настоящие коренные бакинцы, представляете? Интересно, где она среди зимы берет виноградные листья? Я вам сметанки сверху положу, да?
- Что? – тупо спросил он, находясь в эту минуту за тридевять земель от праздничного стола. Какая еще долма?! – А… Делайте, что хотите… - И перед ним появилась тарелка, источающая пряную смесь ароматов кинзы, укропа, чеснока и мускатного ореха.
- Игорь, а вы нам петь будете? – кокетливо прищурилась соседка, «невзначай» коснувшись его руки.
- Нет.
- А почему?.. – удивленно протянула она.
Игорь неопределенно пожал плечами и встретился взглядом со светловолосой девушкой, навеявшей вдруг такие далекие, щемящие воспоминания.
«В апреле, именно в апреле…»
Повзрослев, он понял, как легко было узнать ее адрес, обратившись к администрации санатория. Но тогда, отравленный горечью расставания, да что там, почти убитый, он потерянно бродил среди бесшумно опадавших белых лепестков, видя перед собой суровую беспредельность заснеженной Арктики, в которой безвозвратно растворилась его хрупкая, как счастье, любовь. То, что она с Севера, он знал, но откуда именно, почему-то забыл спросить…
Девушка опустила глаза, и его сердце болезненно сжалось.
«Весною, именно весной…»
***
Она с детства была «дикаркой» и совершенно не умела знакомиться с мальчишками. Мама так и называла ее «мой маленький застенчивый цветочек» и вздыхала, видя, как сильно отличается дочка от ярких, пробивных, напористых подруг, направо и налево меняющих кавалеров.
Она была отличницей и всегда охотно помогала ветреным одноклассницам с учебой. За это ее даже по-своему любили и уважали в классе, но приглашать в шумные компании никому бы и в голову не пришло, настолько она казалась «другой». Худенькая, бледненькая «тургеневская» барышня.
Да ей и не надо было, чтобы приглашали. Все свободное время она отдавала классическому танцу и только в нем видела надежду на спасение, взлетая ввысь в зеркальном зале. Ровно до того момента, когда торопливо ступая по обледенелому асфальту, неудачно поскользнулась и получила сложный перелом лодыжки.
Глядя на стерильную белизну больничной палаты, она вспоминала далекий цветущий сад и «умирала» во второй раз в жизни, не в состоянии откреститься от слов доктора, что о карьере танцовщицы придется забыть. Она таяла на глазах, становясь все бледнее и молчаливее…
С годами, конечно, многое изменилось. Переживания юности постепенно стерлись, хрупкость обернулась потрясающей фигурой, а чахоточная бледность - признаком аристократизма. Она научилась прятать свою застенчивость за ярким макияжем и гордым, независимым выражением лица, и теперь танцевала лишь для себя…