Он тогда подолгу пропадал в Забытых Делах, а когда Чарли спрашивал, что он там делает, Кипяток отвечал:
– Да так, просто хочу побыть один.
– Что за вещи ты оттуда выкапываешь?
– Да так, ничего особенного, – врал Кипяток.
Он начал сторониться людей, потом его речи стали сбивчивыми и странными, движения дергаными, а характер ужасным, ночи напролет он просиживал в форельном питомнике, иногда принимаясь громко хохотать, и тогда его новый жуткий хохот эхом проносится по комнатам и коридорам, поразительным образом меняя Смертидею: неописуемые эти изменения касались того, что мы так сильно любили, того, что было нашим.
Большая ссора между Кипятком и Чарли произошла за обедом. Фред передавал мне миску с картофельным пюре, когда все началось.
Ссора назревала давно. По ночам Кипяток хохотал все громче и громче, не давая людям спать.
Кипяток был постоянно пьян и не слушал никого, даже Чарли. Он даже Чарли не слушал. Он говорил, чтобы Чарли не лез не в свое дело.
– Не лезь не в свое дело.
Однажды Полин, которая была тогда совсем ребенком, нашла его в полной отключке в ванне – он лежал и распевал похабные песни. В руке у него была бутылка бурды, которую он варил себе в Забытых Делах, и Полин ужасно испугалась. Кипяток пах какой-то гадостью, и только трое взрослых мужчин смогли вытащить его из ванны и уложить в кровать.
– Держи картошку, – сказал Фред.
Не успел я выложить себе в тарелку большую ложку пюре, чтобы собрать остатки соуса, как Кипяток, который так и не притронулся до сих пор к остывавшей перед ним курице, повернулся к Чарли и сказал:
– Знаешь, что здесь плохо?
– Что, Кипяток? Ты у нас теперь знаешь ответы на все вопросы. Скажи.
– Я скажу. Здесь воняет. Это больше не Смертидея. Это плод вашего воображения. Вы просто куча мудаков, которые занимаются мудизмом в своей мудацкой Смертидее.
– Смертидея – ха, не смешите меня. Какая может быть Смертидея, если она не нападает и не кусается.
– Я один знаю о Смертидее больше, чем вы все вместе взятые, и Чарли тоже, который думает, что он умнее всех. Мой мизинец больше понимает в Смертидее, чем вы.
– Вы же представления не имеете о том, что здесь происходит. А я знаю. Знаю. Знаю. К черту Смертидею. Я больше забыл Смертидеи, чем вы ее знали. Я буду жить в Забытых Делах. А вы торчите в этой проклятой крысиной дыре.
Кипяток вскочил, сбросил курицу на пол, потом, шатаясь и громко топая, выскочил за дверь. Над столом повисла ошеломленная тишина, никто не мог вымолвить ни слова.
Потом Фред сказал:
– Не переживай из-за него, Чарли. До завтра он протрезвеет, и все будет нормально. Он просто опять пьян – когда трезвый, он совсем другой.
– Нет, кажется, он ушел навсегда, – сказал Чарли. – Надеюсь, это к лучшему.
Вид у Чарли был очень грустным, и всем стало очень грустно, потому что Кипяток был родным братом Чарли. Все сидели и смотрели в свои тарелки.
Проходили годы; Кипяток так и жил в Забытых Делах, собирая потихоньку банду из тех, кто был на него похож, кто верил в то, что он говорил и делал, вел себя как он, – тех, кому нравилось копаться в Забытых Делах и пить виски, сделанные из того, что там находилось.
Иногда они приводили в чувство кого-нибудь из банды и отправляли его в город продавать забытые вещи, среди которых попадались красивые и необычные, или книги, которые мы тогда жгли вместо дров, потому что в Забытых Делах они валялись миллионами.
Хлеб, еду и прочий хлам они добывали из забытых вещей, так что могли жить, не занимаясь ничем, кроме раскопок и пьянства.
Маргарет подросла, превратилась в очень красивую молодую женщину, и мы все крепче привязывались друг к другу. Однажды Маргарет пришла ко мне в хижину.
Я всегда узнавал ее еще до того, как она появлялась, – по тому, как она ступала на доску, на которую всегда наступает, – и все мои внутренности натягивались от радости, как веревки на колокольне.
Она постучала в дверь.
– Входи, Маргарет.
Она вошла и поцеловала меня.
– Что ты сегодня делаешь? – спросила она.
– Нужно идти в Смертидею доделывать статую.
– Ты все еще лепишь этот колокол? – спросила она.
– Да, – сказал я. – Очень медленно движется. Слишком долго. Хочется уже закончить. Устал я от этой штуки.
– А что ты будешь делать потом? – спросила она.
– Не знаю. У тебя есть какие-то идеи, милая?
– Ага, – сказала она. – Хочу сходить в Забытые Дела, посмотреть, что там есть.
– Опять? – сказал я. – Тебе определенно понравилось.