И он побежал за простыней, чтобы бросить ее сыну. Уититтерли крикнул:
— Что это вам взбрело в голову купаться голым? Могли бы взять плавки напрокат!
— Я свалился, — сказал Андреа. И добавил про себя: «Старая сволочь! Из-за него теперь все будут на меня таращиться!»
Суарес, перегнувшись через парапет, повторял:
— Ну не зли меня, вылезай!
Андреа говорил:
— Вылезай-вылезай. Легко сказать! Как я могу показаться из воды?
Уититтерли только подбавил жару:
— Ну, будьте молодчинкой! — кричал он. — Вылезайте, а то уже толпа собирается.
Андреа, оскалившись, твердил:
— Я голый! Ну как мне еще это вам сказать?
Тем временем у парапета собралась небольшая толпа любопытных, привлеченная таинственным перешептыванием стариков с купальщиком, присевшим в воде.
— В чем дело? — спрашивал кто-то. — Ему плохо?
А другие, видя Андреа, застывшего в странной позе, говорили ему:
— Вылезайте.
Бедный юноша чувствовал, что готов лишиться чувств.
Тем временем Уититтерли, думая, что Андреа купается голым из прихоти, был уже готов возмутиться и крикнул ему:
— Хотя бы оденьтесь в воде!
— Но что произошло? — спрашивали другие, подходя к толпе.
— Кажется, кто-то купается голым, — объясняли те, кто пришли первыми.
Многие пожилые дамы были возмущены.
— Какой развратник! — шумели они. — Я подам жалобу. Это же срам! Безобразие!
Андреа объяснял тем, кто стоял поближе, свое несчастье.
— Ах, вот как! — восклицали многие из задних рядов. — Он упал, бедняжка! Хороший предлог! В кутузку бы его. Вызовите полицию!
— Он маньяк!
— Развратник!
И люди продолжали сбегаться, чтобы посмотреть на «голого купальщика», как теперь уже называл несчастного юношу весь пляж.
Наконец Джедеоне прибежал с простыней и бросил ее сыну, который, оставаясь в воде, обернулся ею и, ковыляя, бросился в кабинку, под улюлюканье толпы. Отец догнал его и, задвинув засов, стал пинать ногами. Между пинками, не обращая внимания на жалобы и объяснения молодого человека, честный старец повторял:
— Так мой сын еще и извращенец! Купаться голым! При отце невесты! Свинья! Бесстыдник!
Не прошло и двух минут, как новое событие потрясло сообщество купающихся.
— Морской змей! Морской змей! — кричали со всех сторон среди неописуемой паники.
— Да что происходит, ради бога? — спрашивали некоторые, видя всеобщее бегство.
— Замечен морской змей! — отвечали наиболее осведомленные, пробегая.
Последовала невообразимая суматоха. Купальщики убегали, опрокидывая столики и стульчики, развевались халаты, шлепали босые ноги; дети плакали. Многие симпатичные дамы и девицы были вынесены с пляжа на руках молодыми людьми.
В мгновение ока пляжная ротонда опустела. Многие спрятались в кабинках; во внутренних залах, окна и двери которых были спешно забаррикадированы, шумела толпа. Молниеносно вытащили на берег лодки, а навесы и пляжные зонты сложили и укрыли. Скоро все побережье, совсем немного времени назад полное праздничного веселья, являло собой зрелище самого унылого запустения. Насколько хватало глаз под палящими лучами солнца, не было видно ни души. Новость о появлении знаменитого змея в одно мгновение опустошила берег.
В полуденной тишине, в пустынности всеми покинутого побережья слышался только слабый плеск волн, а в воде — зловещее шлепанье, которое означало присутствие баснословного чудища.
Мало-помалу к самым храбрым стало возвращаться хладнокровие, кому-то пришло в голову кому-нибудь позвонить. Но, к счастью, этого не понадобилось, ибо вскоре стало ясно, что это такое.
За морского змея приняли Уититтерли, которому захотелось искупаться. И это легко было понять: у капитана была длинная и змеевидная фигура, которая слегка напоминала формой легендарных чудовищ.
Когда капитан, окончив купание, узнал, что явился невольной причиной подобной суматохи, он воскликнул, энергично растирая полотенцем спину:
— Даже искупаться спокойно не дадут!
Кому интересно, купание свое он совершал так: прежде чем войти в воду, мочил руки, виски и сердце; потом бросался в воду целиком в позе человека, начинающего молиться. Оказавшись в воде, он на мгновение исчезал под волнами, но тут же его голова, по которой стекали струи воды, показывалась снова. Тогда Уититтерли встряхивал ею, отфыркивался, зажав ноздри ладонями, после чего проплывал немного на груди и немного на спине. Проделав все это и не теряя более времени в воде, он поднимался по лесенке, ведущей к кабинке, из двери которой он выходил несколько мгновений спустя с купальным костюмом в руках, обернув одно полотенце вокруг пояса, а другое бросив на плечи, внезапно покрасневшие от солнца. Часто он держал во рту сигарету, а пробор его был аккуратно расчесан по самому центру редких волос, приклеенных к коже черепа.
Да, можно было бы написать целую книгу о том, как купался капитан Уититтерли!
Но у нас нет времени задерживаться дольше на этом предмете, поскольку уже несколько минут назад пришел на пляж и уселся на ротонде, поставив перед собой аперитив, давно ожидавшийся нашими друзьями Антонио Вилла.
V
Антонио Вилла пришел и, как бывало каждый день, собрал вокруг себя слушателей, спокойно повествуя отдыхающим о своем тысячном приключении водолаза. Именно в этом состояло все спокойное развлечение его отдыха на море.
Когда Джедеоне сообщил ему, чего хотели он и его друзья, старый водолаз в молчании принялся нервно пощипывать усы и наконец сказал:
— Я не могу; я тут на отдыхе.
Но и его почитатели, коих здесь было немало и кои страстно желали увидеть его в деле, присоединили свой голос к просьбе Джедеоне, Суареса и Уититтерли.
— Не настаивайте, мои дорогие, — повторял Вилла, нервно пощипывая усы. — У меня дела. До свидания.
И хотел уже уходить раньше обычного часа.
— Давайте, — говорили ему все. — Отыщите эти ключи.
— Не могу, не могу, — повторял Вилла.
— Будьте так добры.
— Да и потом, — воскликнул бывший водолаз, — я и костюма с собой не взял.
— Если дело только в этом, — сказал Уититтерли, — водолазный костюм можно всегда найти. Может, найдется и здесь.
Он обратился к пляжному смотрителю.
— Черт возьми, — сказал тот, — да неужели у нас не найдется водолазного костюма?
— Слава богу! — воскликнул Суарес.
Антонио Вилла с кислым лицом перемерил множество костюмов и наконец нашел один, который был несколько узок, но, в общем, его устраивал. Бедняга стонал, когда его наряжали в водолазное облачение.
Все дело в том, что он никогда и не был водолазом. Хотя в молодости, еще до того, как его стали называть Водолазом, ему дали прозвище Вилла Правдивый или Победитель Гидры Лжи, что делало весьма затруднительным повторное к нему обращение (а почти все вынуждены были звать его дважды, поскольку он был туговат на ухо), история с водолазом была его маленькой неправдой — единственной в его жизни. А совершил он этот поступок — вполне простительный, как это мы увидим, — совершенно случайным образом. Однажды Вилла Правдивый или Победитель Гидры Лжи сидел в кафе с друзьями. Среди них был один хвастун, один из тех гнусных бахвалов, которые с совершенно серьезной, а нередко и грустной миной рассказывают невероятные небылицы, претендуя на полное к себе доверие, и которые стремятся единственно к тому, чтобы как можно больше себя приукрасить в глазах слушателей, рассказывая о своих беспримерных подвигах и храбрости. Вилла слушал и кипел от злости. Его честная душа переполнялась негодованием перед лицом такой лжи.
Другие старались не уступать хвастуну, рассказывая о каких-нибудь собственных невероятных приключениях; но все было напрасно, поскольку у того находилось в запасе что-нибудь еще более неслыханное и невероятное. В конце концов Вилла, уже давно дрожавший от возмущения, не вытерпел:
— Когда я был водолазом... — сказал он.