Работники отдела агитации, будучи одновременно и сотрудниками контрразведки, вернулись с пренеприятнейшими докладами. Повсюду им задавали острые вопросы об отношении к большевикам, в ряде мест выражали сомнение насчет правильности фактов, приведенных в «Белой книге».
— А больше всего поражает вот это, — сказал один из сотрудников, подавая полковнику четыре листовки. — Их привезли из Англии!
Торнхилл с удивлением стал разглядывать листки.
— Посмотрите, как внимательно читали их солдаты, — сказал сотрудник. — Даже обвели некоторые места красным карандашом.
Полковник пробежал отчеркнутый абзац одной листовки: «Вы, солдаты, сражаетесь на стороне эксплуататоров против нас, рабочих России. Все разговоры о том, что интервенция предпринята с целью «спасти» Россию, на самом деле означают, что капиталисты ваших стран пытаются отнять у нас то, что мы отобрали у их друзей, капиталистов, здесь, в России. Понимаете ли вы, что это та же самая борьба, которую вы ведете в Англии и в Америке против господствующего класса? Вы поднимаете винтовки, вы направляете пушки, чтобы стрелять в нас, играя самую презренную роль рабов. Товарищи, не делайте этого!»
Да, вот тебе и профилактика! Тут уж предстоит большая работа. Если не пресекать такие призывы, бригады после парада не в бой бросать, а домой отправлять придется.
Проинструктировав сотрудников контрразведки, Торнхилл вызвал Рындина. Дайеровский батальон надо держать под особым наблюдением. Ведь его вместе с бригадами отправляют на Северную Двину, где развернутся основные операции. Батальону прямо нужно сказать, какая участь постигла зачинщиков восстаний в 3-м и 8-м полках.
— Не беспокойтесь, господин полковник, все важнейшие участки батальона, такие, как артбатарея, пулеметная команда, в руках настоящих патриотов.
Полковник удовлетворенно кивнул головой, вспомнив, что в подавлении восстаний на Двине и Пинеге именно надежность артиллеристов и пулеметчиков сыграла главную роль.
А тем временем возбужденные только что закончившимся парадом генералы обсуждали план весенне- летних операций. Открывая совещание, Айронсайд заявил:
— Полученные из Великобритании войска и средства усиления дают возможность в течение лета закончить кампанию на Севере, утвердиться в Котласе, захватить Вологду и Петрозаводск.
После совещания в кабинете появился Торнхилл. Оказывается, пока шло совещание, на улице разразился скандал, произошла драка между русскими и английскими солдатами. Нападение совершили русские из Дайеровского батальона. Торнхилл умышленно подчеркнул название, заставив генерала поморщиться. Семь человек увели в тюрьму, но на их защиту поднялся весь батальон. Пришлось вернуть арестованных на пристань, после чего батальон пошел на погрузку.
— Между прочим, солдат активно успокаивал тот арестант, с которым вы, генерал, вели разговор в тюрьме. Помните, еще насчет будущей своей учебы в Англии он говорил? Его фамилия Визжачий.
Айронсайд кивнул, стараясь определить, куда клонит контрразведчик.
— Так вот, — продолжал полковник, — Рындин настаивает на его аресте на том основании, что своей активностью Визжачий маскирует черные дела. Я отверг его притязания, ибо в этом случае нам пришлось бы усмирять батальон на пристани силой оружия.
— Арест этого солдата недопустим! — поднялся с места расстроенный генерал. — Это омрачило бы наш праздник, вконец сорвало бы мобилизацию.
Раскурив сигару, Торнхилл со своей обычной самоуверенностью кивнул:
— Этими мотивами определялись и мои действия, генерал. Но встает другой вопрос: можно ли оставить безнаказанным нападение на английских солдат? Пусть и не с оружием...
— Ни в коем случае, полковник! Прости кулаки, возьмутся за оружие.
— Я распорядился, — будто не слыша этих слов, сказал Торнхилл, — при выгрузке батальона на позиции семерых арестованных задержать на пароходе и ночью их расстрелять. Заодно под видом свидетеля можно оставить на судне и Визжачего.
— В отношении семерых — верно. А насчет последнего, полковник, я возражаю. Моя интуиция говорит мне больше, чем предположение Рындина. Не мог он экспромтом создать версию об учебе в Англии.
— Что ж, будь по-вашему, генерал.