Бывая в разных частях города, дочь и сыновья Петровы приносили в дом разрозненные сведения, а мать суммировала их, знакомила с ними тех, кого встречала. Больше всего Юрченкова, который временами забегал на минутку. Однажды Григорий зашел в необычно приподнятом настроении.
— Жив Александр Карпович! — объявил он.
Александра Алексеевна кинулась к нему, словно боясь, что он уйдет, не рассказав подробностей, которые ему наверняка удалось добыть.
— Закрытый суд состоялся, — пояснил он. — Вроде бы пять или восемь лет дали ему.
В другое время это огорчило бы, а тут обрадовало. Тюрьма — это все-таки не Мхи... Может, и свидание разрешат.
Однако стражники не переменились, встречая ее прежним «не разрешено». В чем дело?
Как-то с улицы прибегает запыхавшийся Лева, на нем лица нет.
— Мама, скорей, папу ведут! — закричал он с порога.
Сердце забилось в недобром предчувствии. Неосознанно она устремилась за сыном, отгоняя мысль, что мужа ведут на ту окраину, где кончается жизнь заключенных. От растерянности не сразу догадалась спросить, в какую сторону ведут.
— Туда, к пристани, — ответил на ее вопрос сын.
Она перевела дыхание. Значит, не на смерть. Только у памятника Петру I вздрогнула: огромный бронзовый царь в офицерском мундире с оружием в руках на этот раз испугал ее своим грозным видом. Стоя на пятиметровом постаменте, выставив грудь и свирепо глядя перед собой, он, казалось, стремился подавить все вокруг. Вспомнились дни, когда Саня, ведя ее под руку мимо памятника, заговорил о самодержавии, о том, что оно не так могуче, как можно себе представить по этой скульптуре...
Мысли оборвались, как только увидела толпу. Да, по набережной вели заключенных. Их несколько десятков — без кандалов, но под усиленной охраной. По левой стороне двигалась другая толпа — родственники, друзья и, как водится, любопытные обыватели. За руку с сыном она протолкалась поближе, ища мужа, и вот увидала — он оглядывался во все стороны, вероятно, искал ее и детей. Лева не выдержал и вихрем — она и ахнуть не успела — мимо конвоиров влетел в колонну, прямо к отцу.
Александр Карпович, кажется, забыл о своем положении, увидев сынишку. На ходу подхватил его на руки, прижал к груди, поднял над собой.
Бурная радость арестанта и поднятый над колонной смеющийся мальчик потрясли заключенных и толпу. Даже охрана растерялась. Только через несколько мгновений конвойный офицер истошно завопил:
— Гони мальчишку, гони!
Отец, замедлив шаг, опустил сына и расцеловал его: «Передай поцелуй маме, пусть не волнуется. Ждите меня. Беги!»
— Ишь, как напугал их мой одиннадцатилетний сынишка, — проговорил Александр Карпович, вызвав одобрительные реплики окружающих.
Петровы продолжали подпольную работу. Володя занимался распространением политических книжек и остатков тиража листовок, припрятанных в сарае. Вручал их своим надежным товарищам, а то и братишке.
— Сможешь, Лева, к забору приклеить?
Мальчик в обиде:
— Подумаешь — дело!
— Не простое, Лева. Главное, чтоб никто не заметил.
И показал, как надо мазать клеем или жеваным хлебом листок и с маху лепить на стену. Выполнив задание, Лева приходил сияющим.
После ареста отца дети как-то сразу повзрослели, стали не по летам серьезными. Исчез заразительный смех, отошли куда-то в далекое прошлое и веселые шалости. Деловито обсуждали теперь события в городе, решали, что делать дальше.
Мать беспокоило, что Юрченков давно не заходит. Не стряслась ли какая беда?
— Попробуй найти его, Катя.
— Хорошо, мама.
Девушка встретила его на улице. Шел без своих светлорусых усов. Конечно же не по доброй воле, а по необходимости лишился их. И верно. Поравнявшись с Катей, он тихонько сказал:
— В Маймаксе за мной была слежка. Малярничаю в Соломбале.
После массовых арестов под угрозой оказались и Юрченков с Чуевым. Они хорошо понимали это. Коль взяли Прокашева, председателя их профсоюза, на очереди теперь, конечно, и они. Правда, у Чуева было неплохое прикрытие: мобилизованный в армию, он служил в автодивизиопе. Но, как заметил Григорий, Виктор стал сильно хандрить.
— Ты что?
— Не могу больше, Гриша.
Оказывается, автодивизион все больше нацеливается на охрану порядка в городе. Ему даются широкие права, вплоть до стрельбы по жителям. Пока они с Андреем Звейниэком занимались распространением листовок, можно еще было кое-как мириться с положением. Теперь листовки не выпускаются, и надежд попасть на фронт нет. Спрашивается, какой же он подпольщик? Один позор, и только. И Чуев готов был дезертировать. Юрченков возражал.