Выбрать главу

В нашей стране с абстракционизмом проще — нельзя. Нет, закона такого нет, но есть Союз художников, он и рисует как надо. А «как надо», ему говорят. Кто надо. Вот — строители БАМа в касках, та, что с цветочком, — строительница. Вот — колхозное стадо из восемнадцати коров и двух доярок. Вот — Ленин в плотном кольце народного окружения.

В 1970-м, к столетию вождя, была выставка достижений советской живописи в свете юбилея. Идет комиссия, проверяет, одобряет…

— Постойте, вернемся к той картине! Кто здесь изображен?

— Ленин.

— Что он делает?

— Перед народом выступает.

— А почему он, мать вашу, перед народом выступает, стоя на собственном мавзолее?!

Досталось, наверное, организаторам. Но абстракционистам доставалось больше. Еще Хрущев начал громить. В семидесятых самодеятельную выставку под Москвой бульдозерами раздавили. В Питере новости с художественного фронта — сводка боевых действий. Арестован, задержан, избит на улице неизвестными, уволен с работы, эмигрировал…

Помню выставку в одном Доме культуры на окраине. Очередь здание опоясала, народ чует, что здесь — что-то не совсем легальное, значит, интересно.

Одна картина запомнилась. Тюльпанов, «Ящик воспоминаний». Старинный комод с выдвинутыми ящиками, в одном — березовый лес, в другом — блестящие шестеренки, а на переднем плане — радужная лягушка с серьезной мордочкой. Читал, что у одною индейского племени есть обычай — носить с собой «мешок воспоминаний». Он состоит из множества кармашков, в которых — сосновые иголки, сухие листья, горсть земли, подобранные в тех местах, где с хозяином мешка произошли знаменательные события. Время от времени он открывает мешок и нюхает содержимое кармашков — запах лучше всего помогает вспоминать.

Мне — пятнадцать. Прибегает один такой абстракционист к нам домой — и к телефону. «За мной слежка. Я должен позвонить американскому корреспонденту!» Набирает номер — корреспондента нет. Снимает трубку через пять минут — телефон отключен. Мать ему: «Уходи проходными дворами. Они скоро будут здесь». Убежал.

Они явились минут через пятнадцать. Двое — в милицейской форме, остальные — серые, в штатском. Пока мать устраивала им скандал насчет ордера на обыск, один зашел в мою комнату. Серьезный.

— Ты здесь художника не видел?

— Сюда только художники и ходят.

— Ну, худой такой.

— Они все худые.

— С бородой.

— Они все бородатые.

— Та-а-ак, — гебист потерял терпение. — С этим все ясно. Молодой парень, а уже портишь себе будущее.

Ушли.

* * *

Весной 1976-го в мастерской активиста организации выставок Евгения Рухина среди ночи вспыхнул пожар. Он и еще два художника задохнулись в дыму. Кто мог среди ночи поджечь мастерскую?

Этим летом магнитофон в соседней комнате играл песню Бачурина:

Если падают рядом и голову гнут

От нужды или денежной жажды,

Оставляйте их сзади — пускай подберут

Их другие, упавшие дважды!

Мы живем в ожидании вишен,

В ожидании лета живем.

А за то, что одной лишь надеждою дышим.

Пускай нас осудят потом.

Еду в троллейбусе но Литейному, смотрю возле Большого дома двое автоматчиков. Странно, никогда раньше у здания ленинградского КГБ наружной охраны не было.

По городу слухи поползли — августовской ночью неизвестные расписали центр антисоветскими лозунгами: «КПСС — враг народа!», «Долой партийную буржуазию!», «Слушайте “Голос Америки”!» Самый большой, 50 метров длиной, был написан на Государевом бастионе Петропавловской крепости: «Вы распинаете свободу, но душа человека не знает оков!» КГБ всполошился.

Осенью их взяли: двух художников, мою матушку и крестную мою. Подвел их профессионализм: буквы лозунгов были выписаны чуть ли не каллиграфически. Гебистам сразу стало ясно, что здесь «искусство замешано». Круг подозреваемых сужался, и вот — все четверо оказались в Большом доме.

Моя матушка сразу отказалась от дачи показаний. Упрямая. Следователь ей ласково так говорит:

«Юлия Николаевна, прямых уник против вас нет. Но во время обысков на вашей квартире мы нашли достаточно нелегальной литературы. Не хотите садиться по этому делу — посадим но другому!»

С художниками было проще. Им пообещали, что если они раскаются, — выпустят женщин. Они поверили и раскаялись. Попали в лагерь. Мою матушку отправили в ссылку еще раньше подельников.

Взрослые, а не понимают, что нельзя с серыми по их козлиным правилам играть. Есть такая лагерная мудрость: «Крапленые карты не помогут, если играешь с блатными».