Выбрать главу

Ракутин умело действовал при первых столкновениях пограничников с фашистами, организовывал охрану тыла действующей армии на северо-западном направлении, затем был отозван в Москву. Получил назначение на должность командующего 31-й армией. Теперь ему подчинена 24-я.

Весть о прибытии нового командарма моментально облетела все службы штаба армии. Генералы и старшие командиры готовили ему справки, но Ракутин начал знакомство с новым соединением с поездки в войска, а вечером, когда возвратился в Семлево, начальник штаба армии генерал-майор Петр Евстигнеевич Глинский вручил ему только что полученный приказ Ставки от 14 июля. В нем 24-й армии ставилась задача: «Упорно оборонять рубеж Белый, ст. Издешково, Дорогобуж, Ельня. Особое внимание обратить на организацию обороны направления Ярцево — Вязьма. Не менее четырех дивизий, из них три танковые, иметь в резерве, в районе Вязьмы» («Командарм из 1941 года». С. 99).

В связи с этой директивой и заслушал Ракутин соображения командующих родами войск армии и начальника штаба. Принимать решения, давать рекомендации не спешил.

Утром 16 июля генерал-майор Ракутин издал свой первый приказ войскам 24-й армии:

«С сего числа приказом Народного Комиссара Обороны Союза ССР за № 00431 от 15 июля 1941 г. я назначен командующим войсками 24-й армии и вступил в исполнение своих прямых обязанностей».

Этот приказ был доставлен не только в подчиненные 24-й армии части и соединения, но и в штаб 19-й стрелковой дивизии. Генерал-майор Котельников ознакомился с ним в 20 часов 30 минут того же дня. Одновременно начальник первого отделения штаба дивизии майор Данилович положил на стол своему командиру боевой приказ, подписанный бывшим командующим 24-й армией Калининым тоже 16 июля, в восемь часов утра. Котельников стал читать его, вдумываясь в каждую фразу. Дойдя до седьмого пункта, он вдруг радостно воскликнул:

— Решен наш вопрос! Наконец-то!

Обращаясь к начальнику штаба дивизии майору Рябоконю, Яков Георгиевич стал читать вслух:

— Послушайте, Терентий Федорович, создается корпусная группа в составе: 107-я стрелковая дивизия, 444-й стрелковый полк 108-й стрелковой дивизии, 6-я дивизия народного ополчения и наша 19-я дивизия. Группе придаются 685-й и 275-й корпусные артиллерийские полки, 573-й пушечный артполк и 509-й полк противотанковой обороны. Руководство корпусной группой возлагается на управление 26-го механизированного корпуса, которому предлагается немедленно корпусными частями передислоцироваться в Подмощье. Оборудовать и упорно оборонять рубеж: исключительно Холмец, Дорогобуж, восточный берег реки Ужа, Ельня, восточный берег реки Десна до Светлова. Задача: не допустить прорыва противника в направлении станции Угра.

Котельников взглянул на карту. Все вроде бы становилось на свои места. Волновавшее его отсутствие локтевого стыка с соседом справа могло быть ликвидировано… Но ни приказа, ни какого-нибудь иного распоряжения о передаче 19-й дивизии из 28-й армии в 24-ю не было. Более того, Данилович положил перед комдивом и начальником штаба приказ, адресованный войскам 28-й армии, в том числе и Котельникову: «В целях усиления боеспособности полевых войск армии командирам соединений и частей немедленно проверить качественное укомплектование войск. Исполнение доложить 18. 07. 41 года».

На этом сюрпризы не закончились. Впереди был более грустный сюрприз.

Данилович представил Котельникову Постановление Государственного Комитета Обороны Союза ССР, подписанное его председателем И. Сталиным 16 июля 1941 года. Котельников недовольно взглянул на начальника первого отделения — мол, в первую очередь надо знакомить с указаниями самых высоких инстанций, однако замечания не сделал, потому что быстро заметил, что тут не требовалось срочного доклада об исполнении. Постановление необходимо было «прочесть во всех ротах, батареях, эскадронах и авиаэскадрильях».

Сегодняшний читатель может усомниться в том, что постановление, подписанное в Москве 16 июля, в этот же день вечером было в городе Ельне на столе у командира дивизии. Но в то время такое было обычным явлением. Например, речь И.В. Сталина, произнесенная им утром 3 июля 1941 года, в тот же день была напечатана всеми центральными утренними газетами. Все указы о награждениях тоже появлялись в печати в тот же день, каким они были датированы. Так было потому, что документы, адресованные массовому читателю, готовились заблаговременно. А это постановление мало чем отличалось от газетной информации или передовой статьи, так как адресовалось всем, кто был в рядах Рабоче-Крестьянской Красной Армии. И отпечатано оно было типографским способом, лишь только для большей важности на нем стоял гриф «Сов. секретно».

По секрету всему свету объявлялось в нем, что «… Государственный Комитет Обороны, по представлению Главнокомандующих и командующих Фронтами и Армиями, арестовал и предал суду Военного трибунала за позорящую звание командира трусость, бездействие власти, отсутствие распорядительности, развал управления войсками, сдачу оружия противнику без боя и самовольное оставление боевых позиций» девять видных военачальников. Перечислялись их должности, воинские звания и фамилии с приставлением слова «бывший». Под первым, вторым и третьим номерами в жестоком списке значились командующий Западным фронтом Павлов, начальник штаба Климовских и начальник связи Григорьев…

Прочитав документ, Котельников задумался. Его коллеги тоже молчали. Они хорошо понимали, что значит быть преданным суду военного трибунала. Еще горше им было от того, что такое произошло на Западном фронте, к боям в составе которого готовилась их 24-я резервная армия. Нарушил молчание Котельников. Он поручил Даниловичу размножить постановление ГКО и, как требуется, организовать прочтение его во всех ротах.

Следующим в почте был Указ Президиума Верховного Совета СССР «О реорганизации органов политической пропаганды и введении института военных комиссаров в Рабоче-Крестьянской Красной Армии». Отныне в полках, дивизиях и штабах крупных соединений устанавливалась должность военного комиссара, а в ротах, батальонах, батареях и эскадронах — должность политического руководителя.

Сталин в трудной обстановке, сложившейся в первый месяц войны на всех фронтах, обратился к опыту Гражданской войны, когда к каждому строевому командиру был приставлен комиссар, без согласия которого не принималось ни одно решение. Тогда это было в порядке вещей, ведь многие командиры служили в царской армии. Теперь это была чрезвычайная мера. В начавшейся войне командовали полками, дивизиями, да и армиями, выходцы из рабоче-крестьянской среды, имевшие опыт Гражданской войны, прошедшие через жестокое сито 1937–1938 годов. Значит, и им Сталин не доверяет?

Опять помолчали и… приняли к исполнению.

Новый командарм-24 генерал Ракутин полностью разделял высказанную в постановлении ГКО мысль о том, чтобы командиры и политработники «личным примером храбрости и отваги вдохновляли бойцов на великие подвиги». С первого дня он показал, что не будет оставлен без внимания и личный пример любого красноармейца. Его приказ «О смелом поступке комсомольца сержанта Казакова» читали во всех подразделениях.

«16 июля 1941 года, — говорилось в документе, — при бомбардировке немецким самолетом огневой позиции второй батареи 249-го артиллерийского полка вражескими бомбами были зажжены ящики со снарядами. Комсомолец сержант Казаков подбежал к горящим ящикам и разбросал снаряды, предотвратив взрыв боеприпасов на огневой позиции».

За проявленный храбрый поступок сержанту Казакову командарм объявил благодарность и наградил его ценным подарком.

Одновременно Ракутин продолжал глубже вникать в задачи, стоящие перед армией. 17 июля во изменение боевого приказа, подписанного Калининым днем раньше, он подчиняет непосредственно Военному совету армии 107-ю и 19-ю стрелковые дивизии, которым судьба готовила участь первыми принять удар гудериановских войск в районе Ельни. Для повышения надежности связи командирам этих и ряда других дивизий Ракутин приказал выделить в штаб армии по два постоянных делегата на автомобилях. Командирам дивизий ракутинским приказом вменялось в обязанность задерживать на своих участках всех переходящих линию фронта на восток — отдельные подразделения и отдельных бойцов, а также весь автотранспорт и материальную часть вооружения, отводить их в тыл, где они приводятся в порядок, организуются в подразделения и части и после отформирования направляются на пополнение частей армии.