— Аркадий Иванович, вы не на работе? — кричит ему председатель домкома.
Аркадий Иванович потрясает имеющимся у него удостоверением и передает его домкому. Затем бежит на курсы. По дороге со звоном и грохотом несутся пожарные. "Опять поджог" — машинально произносит он. Хотя час лекции уже наступил, но пока явилась только одна слушательница, с которой Аркадий Иванович от нечего делать начинает беседовать, ходя взад и вперед по коридору. Он отмечает запоздание прибытия на лекции, указывает на это, как на падение дисциплины среди партийных работников и незаметно переводит разговор на тему о разногласиях, царящих в партии.
— Товарищ профессор, — быстро перебивает его собеседница, рослая стриженая девица в кожаной куртке, несмотря на мужской костюм, вовсе не утратившая миловидности, — вы не должны удивляться, вы ведь знаете, как мы завалены работой; всё партийные заседания и заседания.
Бунин не смущен ее обращением, он знает, что в Советской России добрая половина таких же профессоров как и он, и потому он уже привык к такому невольному самозванству.
— Что же касается раздоров, — продолжает, все более и более воодушевляясь, коммунистка, — то ведь вы прекрасно понимаете, что это все выдумки. Трения между отдельными руководителями, разумеется, бывали, но они не мешали партии быть всегда сплоченной, чем мы и держимся. Поверьте, что наше положение бесспорно улучшается. На экономическом фронте мы выйдем такими же победителями, как и на фронте гражданской борьбы.
Все более и более переходя на митинговый путь, слушательница начинает читать Бунину целую лекцию. Тут поминутно сыплются слова, заученные из разных большевистских брошюр; тут и "крах капитализма", и "классовые противоречия", и "империализм", и "мажоритарная система", и пр. "Бедная ты, бедная девочка, — думает Аркадий Иванович, не без сожаления глядя на собеседницу. — Бросить бы тебе всю эту федерацию и социализацию, в которой ты, в конце концов, запутаешься и пропадешь, да заняться тебе таким делом, к которому ты и духом, и телом более приспособлена: подарить своему Тихому Дону пару-другую таких здоровых, кровь с молоком, ребят, как ты сама".
Через некоторое время собирается порядочное количество слушателей, и Бунин, занимая место на кафедре в помещении, не отапливавшемся и не освещавшемся всю зиму, начинает лекцию, подыгрываясь под вкусы слушателей, у которых он на хорошем счету, как "свой".
— Товарищи, капиталистическое государство, в лице своих промышленников, закабаляло рабочий класс самым варварским образом, чтобы, как паук, пить из него золотой сок, — так начал свою лекцию Аркадий Иванович, и вел ее то вяло и монотонно, то, замечая упадок интереса со стороны аудитории, готовил какую-нибудь хлесткую фразу. Через 50 минут лекция кончена, и слушатели окружают его с тем, чтобы обращаться с самыми глупыми вопросами. Обыкновенно Бунин терпеливо вел дополнительные беседы со слушателями, но сегодня он извинился и понесся вниз к руководителю курсов, чтобы поговорить по своему делу. При входе Аркадия Ивановича директор курсов (тоже профессор — из бывших провизоров) через свои очки посмотрел на него, как всегда, полуприветливо, полусухо. Узнав, в чем дело, он запротестовал.
— Это ни на что не похоже, товарищ. Все просятся ехать. У нас тут, простите, не проезжий дом, а, так сказать, лаборатория научных знаний. Я не могу на это согласиться.
Видя, что дело не клеится, Аркадий Иванович прощается и уходит с курсов. Начинает уже темнеть, и зарево продолжающегося пожара красиво освещает часть неба. Дует холодный северо-восточный ветер, и панели вновь делаются сухими и проходимыми. По дороге Бунин забегает в зал телеграмм ДонРОСТА. Большое помещение бывшего магазина, как всегда, набито народом, с трудом читающим при свете одинокой лампы последние телеграммы и карикатуры на злобу дня. Глаз быстро улавливает подзаголовки: "Перевод часовой стрелки на один час", "Конфискация имущества бежавшей буржуазии", "Победы на трудовом фронте", "На красную доску", "Прием турецкой делегации в Москве", "Забастовка в Норвегии", "Рост безработицы в Германии" и т. п. изо дня в день встречающиеся идентичные известия. Аркадий Иванович вышел на улицу. Стало совсем темно. Лужи замерзли. Это наводит Бунина на мысль о возможности возвращения холодов и связанных с этим расходов, на покрытие которых нужны средства. Он решается поэтому пойти дальше к своему знакомому Бажанову, инженеру из приспособившихся, получающему со службы керосин большими партиями по казенной цене и затем распределяющему его через комиссионеров по рыночным оптовым ценам. "Надо будет заплатить ему за прежние 5 пудов да узнать, нельзя ли получить еще", — думает Аркадий Иванович, продолжая свой путь. По дороге он встречает и раскланивается со своим знакомым по Москве, Пономаревым, отсидевшим по ошибке из-за сходства фамилии с разыскивавшимся контрреволюционером в Чеке и пришедшим в такое нервное состояние, что у него возникла мания преследования: он в каждом человеке видит шпиона и потому может выходить только в темноте. — "Бедный человек", — думает Бунин и несется дальше.