Народ стал очень терпеливым. Когда нажим власти становится уж очень сильным, нестерпимым, тогда городское, и в особенности — сельское, население начинает выражать неудовольствие на деле, а не только на словах. Опять-таки все эти выступления, носящие единичный разрозненный характер, не приносят пользы. Таким образом, современное отношение крестьян к власти можно квалифицировать как довольно индифферентное по внешней форме. С внутренней же стороны деревня настроена к ней отрицательно. Пока крестьянину было открыто широкое поле действия для осуществления его заветного желания, — захватить землю помещика, — крестьянство стояло на стороне большевиков, кратко формулировавших свое отношение к аграрной реформе: "Грабь помещика!". Когда же, проведенный в жизнь, этот лозунг не принес крестьянину тех благ, которых он от него ожидал, и когда опекающая власть советов стала в свою очередь грабить награбленное, крестьянство, не видя для себя возможности от нее избавиться, стало элементом, безусловно этой власти враждебным.
Я в самых общих чертах остановился здесь на интересах главных групп населения. Далее надлежит указать об отношении к власти других, меньших по численности групп, а именно — рабочих, армии, и, наконец, всех тех, которые при советском режиме видят наиболее подходящую почву для своей деятельности.
В широких рабочих массах процесс перелома и недовольства советской властью происходит лишь очень медленно. Фикция "своего завода", а затем — "вольность", заключающаяся в возможности лодырничать на государственный счет и особенно тогда, когда тебя превозносят за безделье, как какую-то "соль земли", еще туманит головы рабочих; но, впрочем, и здесь туман постепенно расходится, особенно в центре, где рабочий не довольствуется уже абстрактными формами, а требует конкретного содержания — "а чем я завтра буду питаться". Поскольку продовольственные затруднения для советской власти консолидируются, и поскольку не всегда удается обойти их частичной перегруппировкой продовольственных запасов, — и рабочий класс, главная опора на первых порах коммунизма, переходит в глухую, а затем уже и в открытую оппозицию на заводах.
Выше я уже описал отношение большевиков к Красной армии. Ими вполне определенно учитывается, что при постепенной потере симпатий в рядах подлинного пролетариата, для них не остается другого выхода, как опираться на штыки. Отсюда — исключительная забота о составе этой армии и стремление заменить весь комсостав правоверными коммунистами. Разумеется, подобными мероприятиями армия, в особенности некоторые благонадежные ее части (курсанты, интернациональные батальоны, "вохра") обращаются в прежних преторианцев. И вот эти-то группы войск армии и составляют самую действительную поддержку власти. Они довольны, сочувствуют власти, так как вполне обеспечены и, если томятся в мирной обстановке, то только потому, что эта обстановка не отвечает усвоенному ими лозунгу "война до победы — грабеж до конца". Остальная группа войск, не будучи враждебна к власти, остается к ней индифферентной, поскольку эта власть ее поит, кормит, одевает и обувает. Элемент она недостаточно надежный, и, учитывая это, советская власть принимает против нее свои предохранительные меры. Впрочем, в чем эта группа войск единодушна с другими привилегированными частями — так это в грабеже. Если бы была объявлена какая-нибудь новая война, полки Красной армии шли бы на нее без всякого одушевления и без всяких интересов, кроме вопросов личной наживы и обогащения.