На палубу, до минования пароходом железнодорожного моста через Дон, никого не пускают, опасаясь покушений. Все молят об отправлении парохода, а он, как назло, все стоит и стоит. Наконец, раздается свисток, и мы двигаемся в путь. Некоторые продолжают прыгать с берега, пока мы отваливаем. Кое-кто остается в воде, и спасательная лодка, стоящая наготове, их вылавливает. Несмотря на движение парохода, жара не уменьшается. Со многими делаются обмороки. Слышатся уже слезы и сетования, что того или другого обокрали, утащили портмоне, мешок и т. п. Когда мост пройден, новая толпа устремляется по трапу на палубу. Немногим счастливцам это удается. Я случайно очутился на палубе, и, сняв, как и все, с себя, что только возможно, развешиваю и расстилаю, подобно другим пассажирам — многие предметы моего туалета по краю парохода, так как они приобрели такой вид, будто бы их долго и основательно мочили в кипятке. Погода чудная. Настроение у находящихся на палубе меняется к лучшему. Многие знакомятся. Завязываются общие беседы. Я разговорился с помощником капитана, который уже несколько лет плавает по Дону.
— Такой навигации еще никогда не было, — сообщает он мне на мой вопрос. — Определенного расписания нет; его постоянно меняют. В дело эксплуатации пароходов вмешиваются кому только ни лень — и гражданские, и военные власти, и профсоюзы. Пароходы ходят нерегулярно. До последней минуты, сплошь и рядом, не знаешь, отправится ли в рейс пароход из-за недостатка угля или нет. Так было, например, и сегодня. По пути нет обозначательных знаков. По ночам они не освещаются, ибо все это раскрадывается окрестным населением. Хорошо еще пока, а вот как наступит осень с ее туманами и темнотой, то частые аварии станут нередким явлением. Движение расстраивается, а нас засадили за статистические ведомости. Служба сама по себе не выгодна, и я только потому с нее не ушел, что можно недурно спекулировать. Нам, пароходной команде, имеющей в своем распоряжении каюты, куда легче это, чем всем этим мешочникам! — и он указал рукой на окружающую публику.
Действительно, вся палуба была покрыта ящиками, мешками, на которых вся компания сидела, лежала и обсуждала, что выгоднее и дешевле купить, как и у кого. Многие достали хлеб и еду и жевали их, потому что на пароходе со времени национализации речного флота буфета нет. Вскоре наш пароход, носивший название "Коммунист", обогнал другой, на котором было меньше публики и гремела музыка. Помощник капитана мне объяснил, что это коммунисты из профсоюзов устраивают увеселительную прогулку на взморье.
— Сколько вчера бочек пива привезли на этот пароход, — добавляет он, — даже завидно; нам, небось, ни за какие деньги пива не достать, а им все можно.
Через три часа мы в Азове. На пристань устремляется поток людей и почти все благополучно проходят через контроль, отбирающий билеты.
Так как гостиниц нет, то всем спекулянтам в ожидании утреннего базара приходится располагаться на ночлег на траве в парке, кому где придется, и только привилегированным и хорошо заплатившим удается переночевать в пароходной конторе или на самом пароходе на палубе. Чуть забрезжил свет, все поднимаются и отправляются на ближайший базар, где цены значительно ниже ростовских и еще более дешевеют после сигнала об отходе ростовского парохода. Пароход рано утром отправляется обратно; поэтому все наскоро совершают закупки. У парохода опять происходит давка, но стража пропускает продукты довольно снисходительно. Пароход отваливает. Народу уже меньше, чем на пути из Ростова. Теперь пароход сам напоминает базар. Из кошелок, мешков, узлов выглядывают головы кур, гусей и уток, есть даже бараны. Мешки наполнены всяким продовольствием и зеленью. Пароход еще более грязнится, хотя и без того грязь, вонь и общая запущенность столь характерны для современного советского парохода. Его почти никогда не убирают. Вся команда слишком важна для этого. Она больше занята своими пролетарскими интересами: выбором делегатов на разные конференции, съезды и т. п., а еще больше озабочена вопросом о спекуляции, имея возможность безнаказанно заниматься ею, недурно увеличивая этим свой ничтожный основной заработок на пароходе.