Когда в этом отношении все идет исправно, комиссары не сажают спецов в Чеку, и жизнь в учреждении не проявляется никакими особыми происшествиями, в особенности, если все направляющие работу лица сумеют дружно спеться со своими комиссарами. Тогда на них начинают сыпаться, как из рога изобилия, всякие мелкие блага, но по масштабу всеобщего оскудения в Советской России — значительные. То перепадет немного керосину, то аршин 10 материи удастся перехватить, то уголь не в пример прочим, или какая-нибудь выгодная командировочка. Последние советские железнодорожные служащие очень любят, так как перспектива прокатиться, скажем, из Ростова-на-Дону, захватив с собою старые платья, и выменять их потом где-нибудь на Кубани на белую муку, мед, картофель, представляется весьма соблазнительной, в особенности, если при этом удается вывезти какие-нибудь излишки и на них спекульнуть! Почти к каждому советскому поезду прицепляется один, а то и больше, служебных вагонов, служащих исключительно, как я указал, целям этого рода спекуляции. Подобными прибыльными операциями не пренебрегают, не говоря уже о железнодорожной милиции, и товарищи из Ортчека и ревтрибунала. Многие из них переводятся специально на юг, чтобы подкармливаться. Я сам был свидетелем, как председатель местного железнодорожного трибунала, — коммунист, конечно, и притом мальчишка, — отправился из Ростова-на-Дону в Баку, в выездную сессию, для борьбы со злоупотреблениями железнодорожных служащих по части спекуляции, после чего сам, однако, вернулся в Ростов чуть ли не с целым вагоном различного продовольствия. Вскоре затем он перевелся обратно в Москву, вывезя с собой все привезенное из командировки, чего конечно, хватило бы не только ему одному на жизнь в течение очень продолжительного времени.
Не лучше обстоит дело и на линии, и в ремонтных мастерских. Сначала, когда, как мною было сказано, борьба с железнодорожной разрухой была в особенной моде, и железнодорожники были в фаворе, ремонтные рабочие старались вовсю и, пожалуй, были одними из самых искренних сторонников советской власти. Ремонт шел усиленным темпом, поскольку, конечно, этому не мешал общий недостаток материалов и топлива. (Цифры приведены мною выше). Рабочие ремонтных мастерских всегда были первые на стороне коммунистов на всяких митингах, субботниках, чтениях и голосованиях. Но постепенно всеобщее политическое отрезвление стало сказываться и здесь, а параллельно, в связи с общим развитием экономического кризиса страны, начало усиливаться и брожение среди рабочей массы, выразившееся в попытках перейти к забастовкам и кончавшееся каждый раз высылкой главных вожаков движения куда-нибудь за северный полярный круг. Эти меры, действительно, заставляли рабочих делаться осторожными в своих выступлениях, но отнюдь не убивали в них назревавшего внутреннего недовольства властью. Равным образом и про линейных служащих можно сказать, что время изменчиво. Еще летом 1920 года приезжавший на юг России Троцкий благодарил линейных служащих Владикавказской и Екатерининской железных дорог, блестяще справившихся со сложной задачей переброски в кратчайший срок войск для ликвидации десанта генерала Врангеля на Кубани, а уже зимой 1921 года, и в особенности в период Кронштадтских событий, были попытки забастовок служащих на линии, конечно, мотивировавшиеся экономическими соображениями. Коммунисты упрекают обычно в таких случаях железнодорожников в шкурничестве, в заботе о своем желудке, указывают на пренебрежение интересами пролетариата, но хлеба им все же не дают.
Общее ухудшение положения всех служащих железнодорожного транспорта началось с конца 1920 года, когда Троцкий отошел от этого дела, вследствие чего и Народный комиссариат путей сообщения потерял свое преобладающее значение. Питание и всякое внеплановое снабжение служащих и положение их стало таким же, если еще не хуже, чем в других советских учреждениях. Никакая пропаганда, никакие меры строгости не помогали, так же, как не приостановили падение транспорта никакие производственные недели и недели восстановления транспорта. Транспортная разруха стала принимать катастрофический характер, скоро был позабыт и пресловутый приказ № 1042 о ремонте паровозов. Назначение комиссаром путей сообщения тов. Дзержинского не улучшило дела. Перенесение в обстановку железнодорожного дела приемов работы ВЧК не принесло ожидавшихся от них результатов, а система террора, им примененная, повлекла категорическое требование Цектрана, поддержанное и комиссарами, об отправлении его куда-нибудь в длительную командировку, что по-видимому и было тогда сделано Совнаркомом.