В результате такого состояния водного транспорта институт политических комиссаров упразднили. Дончерноморполитвод пал. Не успел в Ростов прийти приказ о расформировании его, как из занимаемого им помещения всю конторскую обстановку забрало давно точившее на него зубы и конкурирующее с ним учреждение Донрайкомвод, т. е. местный профессиональный союз водников, пополненный присланными из центра коммунистами и ставший третьим по счету руководителем водного транспорта. В противоположность тому, что двумя месяцами раньше Ростовские газеты не могли нахвалиться своим речным флотом, те же самые газеты с пеной у рта стали бранить рухнувшую власть политического водного управления и отмечать миллионы дефектов в системе его работы. Самый характер деятельности был изменен. Профессиональный союз водников начал собирать производственные конференции, выяснявшие нужды речного флота и меры увеличения его провозоспособности. Тем не менее, этот горячий период работы был непродолжительным; через некоторое время все стало входить в свою норму в водном транспорте и пошло прежним порядком. Из Москвы прислали в качестве начальника бывшего артиста, стремившегося подчинить себе Донрайкомвод и в своей свирепости и садизме по отношению к служащим превзошедшего всех прежних комиссаров. Он сосредоточил только в отличие от последних свою ненависть не на младших, а на самых старших инженерах-специалистах, которых он стал третировать, как мальчишек, и даже сажать под арест. Тем не менее, и после этого дело на лад не пошло, и начало навигации 1921 года застало советский речной флот на Дону в положении еще худшем, чем раньше. Ремонт судов не был закончен, угля не могло бы хватить даже для длинного рейса вверх по Дону до Калача. Часть баржей была разобрана на топливо, так же, как и пристани и причалы. К ремонту пристаней не приступали. Одним словом, катастрофа наступила сразу, за один только год хозяйничанья большевиков. Действия самодура-актера как начальника ДКОУВТ, наконец, переполнили чашу терпения служащих. В центре стало известно о чинимых им безобразиях и его убрали, заменив молодым евреем. Режим изменился. Спецы опять стали как будто бы в фаворе. Все легче вздохнули. Председатель Комтруддезертира ходил с мрачным видом, подыскивая за отсутствием работы новых подходящих для себя занятий. Центр продолжал засыпать Управление разными новыми заданиями, однако, вполне неосуществимыми, и уже по ходу майской навигации можно было определить, что и навигация 1921 года будет потеряна так же, как и предшествующая. Ясно, что дело не в певцах или актерах, стоящих во главе водного хозяйства, а в общей правительственной системе и в невозможности для коммунистического режима справиться с хозяйственной разрухой в стране.
Почтель
Средства связи достались коммунистам в лучшем состоянии, чем железнодорожный транспорт, и совершенное расстройство почт и телеграфов является уже прямым результатом их хозяйничанья. Отсутствие правильного почтового сообщения, частые исчезновения даже заказной корреспонденции, бесконечная медленность в доставлении писем, вскрывание корреспонденции Чекой, свели частную корреспонденцию почти к нулю, тем более, что совершенно замерли и деловые отношения людей друг с другом. Продолжалась в сущности лишь казенная почта, но и она, несмотря на огромный, значительно увеличенный против прежнего, штат служащих в почтово-телеграфном ведомстве, не оказалась на высоте положения. Так же месяцами залеживается казенная корреспонденция в почтово-телеграфных учреждениях и иногда так же бесследно исчезает. Благодаря этому регулярная связь провинциальных учреждений между собою и в особенности с центром совершенно нарушена. Для того чтобы получить ответ от запрошенного учреждения, иногда приходится ждать месяцами. Поэтому, отдельные учреждения предпочитают непосредственно командировать в центр своих сотрудников, заодно принимающих на себя ряд других поручений. А вместе с тем, получившая полное право гражданства в частном обиходе система посылки деловых бумаг оказиями, входит в обыкновение и в казенных учреждениях.
О том, что есть почта, и что можно ею пользоваться, и что существует она специально для обслуживания нужд частных лиц в посылке писем, все как-то забыли. Поэтому, неожиданное раз в году получение каким-нибудь семейством письма через почтовое учреждение есть своего рода событие, о котором все с удивлением говорят: "Прямо поразительно, письмо дошло, не пропало и, кажется, даже не вскрыто. Вот чудеса-то: должно быть, действительно, начинает эмансипироваться наша власть". Зато предстоящий отъезд кого-нибудь в дорогу представляет большой соблазн в смысле пересылки корреспонденции с оказией. Об этом заранее знают и пользуются таким случаем, заготовляя письма. Перевозящему, правда, поручения подобного рода мало улыбаются. Советская власть борется с этим явлением, начиная, однако, как и всегда, не с того конца. Вместо того чтобы дать населению гарантию быстрой и точной доставки писем, она старается лишить обывателей последней возможности, — путем оказий, — сноситься друг с другом. Обыкновенно берущие с собою письма ставят условием, чтобы они не были заклеены, чтобы лично убедиться в том, что они ничего не имеют в себе контрреволюционного. Делается это из боязни широко практикующихся обысков во время пути разными военно-контрольными отрядами и Чекой. Благодаря этому у всех выработался какой-то эзоповский язык писем. Говорят только осторожно намеками. Пишут аллегорически. Если знакомый сообщает мне, что жить у него в городе стало хорошо, как в Метехском замке, я знаю, что это значит, ибо Метех — тюрьма в Тифлисе. Скоро можно будет дойти до таких юмористических образчиков писем: "у нас все здесь прекрасно. Мы все живем хорошо и Коля с Петей уже умерли, так что остался один я. Твои книги взяли почитать вместе с обстановкой. У Сени очень хорошее настроение, я ему ношу пищу, а по четвергам дают свидание".