Беспорядочная советская система взимания продовольственного налога, всевозможные налеты на деревню для отобрания якобы имеющихся продовольственных избытков, вместе с тем заставляли крестьянство в 1921 году принять меры, в целях охранения личного хозяйства от дезорганизации, к упрятыванию от зоркого ока власти своих прежних скудных запасов, которые на севере к этому времени уже иссякли. И ограничить посевы размерами голодной нормы для собственного пропитания. Присоединившиеся к этому крайне неблагоприятные атмосферические явления поставили всю восточную и отчасти южную полосу Европейской России перед фактом неурожая. Положение создалось сразу грозное. Хотя продотряды с оружием в руках и отобрали почти все, что полагалось по ведомственным заданиям, но они лишили крестьян почти повсеместно семенного запаса и таким образом обрекли народ в голодных местностях на вымирание. Беда разразилась еще зимой 1921 года. Несмотря на стужу, вьюгу и невероятные условия, частью пешком, частью на буферах потянулись крестьяне из пораженных недородом местностей центральной России на привольные степи Кубани, не знающие неурожая. Сколько погибло этих неведомых страдальцев, разоренных и выброшенных на голодную смерть после того, как из них высосаны были все соки! Ростов-на-Дону являлся этапным пунктом следования этих стихийных переселенцев. Сколько брело их, изможденных, кожа да кости, в изодранных зипунах, сермягах, с прорванными лаптями, с бабами и с голодающими и пухнущими от голода ребятами. Какую жалость вызывали к себе эти люди, которым население, как могло, оказывало помощь хлебом, слыша от них стереотипный ответ: "Мы курские (или рязанские, тамбовские), вот видишь ты, на Кубань бредем. Дома хлебушка нетути". Что мы видели, проживавшие в Ростове, зимой и весной этого года — не поддается описанию! Лето 1921 года принесло новую засуху в Поволжье и некоторых других районах, захватив территорию по количеству проживающего в ней населения, уже значительно расширенную, чем недород 1920 года. В результате стало повторяться в еще большем масштабе переселение масс.
Весь земельный вопрос, как видно из этого, сводится в конце концов к вопросу о посевах вообще и о размерах посевной площади в частности. Самим распределением земель большевики в последнее время занимаются мало, и деревня для них интересна постольку, поскольку из нее можно выкачивать какими бы то ни было способами продовольствие. В особенности это стало заметно после провала свердловской попытки расслоения деревни на верную коммунистическим заветам деревенскую бедноту и прочее крестьянство (по советской терминологии — середняки и кулачество).
Махнув рукой на принцип обобществления мелкого землевладения, Ленин уже признает мелкую крестьянскую собственность, и целый ряд экономических мероприятий его в 1921 году именно направлен на укрепление этих собственнических инстинктов, вопреки коммунистической доктрине. Любезная сердцу коммунистов общественная запашка земли в земледельческом сезоне 1921 года велась уже в значительно меньшем масштабе, чем в предыдущий период. Некоторые большие общества делились на десятки и обрабатывали сообща земли. Сельскохозяйственная кооперация, бывшая у коммунистов под большим подозрением в причастности ее к попыткам мелкого капитала окопаться в сельских артелях для борьбы с советской властью и крупным социалистическим хозяйством, правительственной поддержкой до самого последнего времени, когда стал намечаться сдвиг по отношению к кооперации вообще, не пользовалась, а наоборот — развитию деятельности всевозможных сельскохозяйственных товариществ ставились препятствия.
Для борьбы с недосевами, как результатом войны и неудачной агрономической политики коммунистов, власть семян населению все же не дала, но в утешение голодающей деревне создала в конце 1920 года посевкомы, — губернские, уездные и волостные, — новый вид бюрократических учреждений, построенных по типу обычных советских учреждений. Посевкомы начали работу с разговоров о том, что площадь засева на 1921 год должна быть не ниже площади засева 1916 года, что средствами для достижения этого являются общественные запашки, снабжение топливом мастерских по ремонту сельскохозяйственного инвентаря, привлечение для общественных запашек в порядке повинности всего гражданского населения и т. п. меры, чрезвычайно практичные в условиях нормальной агрономической жизни в обыкновенном государстве, где не производится социалистических опытов. По посевному плану 1921 г. должно было быть засеяно по 43 губерниям Республики 26 миллионов десятин, т. е. больше площади засева 1920 года на 25% и менее 1916 года на 10%. В результате этих мероприятий запашка на 1921 год оказалась значительно большей, чем в предшествующие годы, но дело стало за отсутствием семенного материала и сельскохозяйственного инвентаря.