Александр Михайловский, Александр Харников
В царствование императора Николая Павловича. Том второй
Лечиться, лечиться, и еще раз, лечиться…
Доктор Кузнецов подъехал к дому Ольги Румянцевой ближе к вечеру. Александра уже совсем освоилась в квартире своей новой знакомой, и сидела с ней на кухне, пила чай с пирожными, и рассуждали о том, о чем обычно разговаривают представительницы прекрасной половины рода человеческого, независимо от их происхождения, возраста и рода занятий. То есть, ни о чем.
Конечно, Ольга Валерьевна не забывала о том, кто была ее гостья, а та, в свою очередь, помнила, что беседует не со своей ровесницей, а с дамой довольно зрелого, по понятиям XIX века возраста.
— Ну что, барышни, — обратился к ним Алексей, — давайте собирайтесь, карета подана. — Николай ждет вас внизу, в машине. Поедем одному моему однокашнику по Первому Меду. Он фтизиатр по профессии, и имеет большой опыт лечения легочных заболеваний. Александра, вы сегодня пройдете обследование, и завтра уже будет точно известно — все ли у вас в порядке с легкими, и какое вам назначить лечение, если будет обнаружено что‑то подозрительное.
После этих слов улыбка слетела с лица Адини. Она побледнела, и с надеждой взглянула на Ольгу. Та дружески приобняла девушку за плечи.
— Ничего не бойтесь, — шепнула она на ухо великой княжне, — все будет хорошо. Вы даже не знаете — какие у нас замечательные врачи. А Леша, пардон, Алексей Игоревич, один из самых лучших. И его друзья такие же.
Адини повеселела. Она, по совету Ольги Румянцевой набросила на плечи шаль — вечер сегодня был прохладным — и стала обуваться. Алексей, тактично вышел, сказав, что будет ждать их внизу у машины.
Увидев снова Николая, Александра почувствовала, что ей стала на душе легко и спокойно. Сергеев — младший вышел из легковушки, галантно открыл дверь и помог дамам разместиться на заднем сиденье. Потом дождался когда Кузнецов сядет на переднее сиденье, пристегнется, сел сам за руль, и повернул ключ зажигания.
Ехали они недолго, но Адини успела налюбоваться на улицы Петербурга ярко освещенные фонарями и огнями рекламы. Но не только на них смотрела Анини. Нет — нет, да она косила глазом на сидевшего за рулем Николая. Тот вел машину аккуратно, был час пик, и авто шли по улицам Питера сплошным потоком. Но он тоже искоса поглядывал в зеркало на юную красавицу — дочь императора Николая, и однажды, поймав ее взгляд, неожиданно подмигнул ей. Адини хотела было рассердиться, но, вместо этого, ей стало смешно.
Ольга, которая заметила перестрелку глазами Николая и Адини, подумала про себя, — Эх, девочка, зря это все. Пожелала бы я тебя счастья, но между вами не только столетия, но сословные перегородки, которые вам не суждено преодолеть. А жаль, Николая замечательный человек, и я уверена на сто процентов, что ты была бы с ним счастлива.
Она вздохнула. Но Александра ничего не замечала, ошеломленная новыми впечатлениями и новыми чувствами.
— Ну вот, и приехали, — сказал доктор Кузнецов, когда машина остановилась напротив красивого здания красного кирпича, построенного в готическом стиле.
— Нам сюда, — сказал Алексей Игоревич, — Ольга, попросил бы тебя быть все время с Александрой. Сама понимаешь, ей трудно сейчас в нашем мире. Если что, подсказывай ей — как себя вести.
В больнице, которая была совсем не похожа на больницу, Александру представили веселому и пухленькому доктору, которого звали Роберт Семенович. Тот, побеседовав с Адини, которая односложно отвечала на его вопросы, отправил ее в кабинет, где стояли какие‑то непонятные машины. Женщина в светло — зеленом халате, предложила Ольге выйти, а Адини раздеться до пояса, и зайти в какую‑то кабинку. Там она стала на что‑то нажимать, пол у Адини поехал под ногами, а женщина попросила ее прижаться подбородком к какому‑то выступу, грудь прижать к блестящей стенке, и не дышать. Закрыв дверь, женщина куда‑то вышла, а потом вернулась, и разрешила Алини дышать, выйти из кабинки, и одеваться.
Вошедшая в кабинет Ольга помогла девушке одеться, а женщина тем временем, сидела за столом и что‑то писала в лежащих перед ней бумагах. Потом они с Ольгой зашли в еще один кабинет, где другая женщина попросила положить перед ней руку на стол, достала какую‑то непонятную штуку из материала, похожего на стекло, с острой иглой на конце. Она протерла кожу Адини ваткой, от которой пахло чем‑то резким, и сказала, — Потерпи, сейчас будет немного больно.
Женщина вонзила иголку под кожу Адини, выдавила из непонятной штуки капельку чего‑то так, что у девушки немного вздулась кожа, потом выдернула иголку, и снова протерла ваткой место укола.