Ледяной порыв ветра превратил осенний дождь в снежную крупу. Большие чёрные вороны, сидящие на безжизненных ветках деревьев, с резким карканьем сорвались в серое небо. С унылых болот, простиравшихся с восточной стороны подножия холма, доносились надрывные крики куликов.
То ли от холодного ветра и криков птиц, то ли от неизбежности неприятной встречи с дальней родственницей, в чьих руках теперь её жизнь, то ли от всего сразу, у девушки пробежал по спине морозец и рассыпался по телу тревожными мурашками.
Дом сердито смотрел на вновь объявившуюся родственницу. Казалось, что этот великан подслеповат на один глаз. Его северная башня чернела от копоти бушевавшего там некогда пожара.
Уныние, подпитанное страхом и тоской по родительскому дому, превратилось почти в отчаяние, когда тяжёлую дубовую дверь открыла старая экономка. Высокого роста, полная, с волосами, собранными в тугой пучок, она отмерила девушку таким взглядом, как будто пыталась понять, какую цену дадут за сиротку на невольничьем рынке.
— Здравствуйте, Елизавета Петровна. Имя-то, как у царицы, — холодно пробасила управительница.
От страха и неуверенности Лиза лишь слегка кивнула головой. Тем временем кучер, суетливо кланяясь экономке, затащил в дом два чемодана. Всё это под пристальным ледяным взглядом исполинской женщины.
— Следуйте за мной, — приказ, как видимо относился и к кучеру, и к прибывшей родственнице графини.
Лиза поспешила на своих негнущихся замёрзших ножках за экономкой, передвигавшейся семимильными шагами. За ними ковылял старый кучер с чемоданами в руках. Они шли тёмными пустынными коридорами. Шаги гулко отдавались от стен и потолка. Чувствовалось, что в доме плохо топят и редко убираются. Кругом царил полумрак, где-то высоко под потолочными балками гудели сквозняки, играя клочьями паутины.
С мрачных стен смотрели портреты многочисленных графских предков и выдающихся родственников. Их пристальные взоры нагоняли ужас на впечатлительную девушку. Лиза вздрогнула, когда в одном из коридоров промелькнула какая-то тень. Скорее всего это игра света от узких стрельчатых окон и колыхающихся тенёт. В нервном напряжении, в котором находилась девушка, всё здесь казалось загадочным и пугающим.
Наконец, достигли комнаты, предназначенной для Лизы. Кучер внёс чемоданы и тут же, кланяясь грозной управительнице, спешно удалился. Лиза осмелилась поинтересоваться:
— Скажите, пожалуйста, когда я смогу выразить почтение её сиятельству?
— Ужин в семь, тогда и выразите, — последовал резкий ответ.
Экономка вышла, закрыв дверь. Лиза осталась одна в незнакомом недружелюбном доме, с людьми, которые совершенно не блещут гостеприимством. Но по каким-то непонятным причинам, вызвали её жить к себе, не дав закончить пансионат. Там гораздо легче было бы пережить боль утраты родителей в окружении дорогих подруг, заботливых учителей и чуткой мадам Ревиаль.
В сумерках осеннего вечера Лиза присела на кровать и огляделась. Это была комната маленькой умершей графини. Уборку не делали здесь с того самого дня, как София погибла в огне пожара. Лишь наспех сменили постель, портьеры на окнах и протёрли пол. Под потолком висела паутина. Некогда милые обои в мелких розочках пожелтели.
Пузатый комод когда-то покрасили нежно-розовой краской. Сейчас она потрескалась от сырости и выцвела до грязно-бежевого оттенка. На комоде сидели фарфоровые куклы с бледными лицами. Золотые завитые локоны и нарядные платьица покрывал слой многолетней пыли. Их странные взоры выражали недоумение и застывший вопрос: «Почему хозяйка бросила нас?» На грязных полках тлели детские книжки Софии.
Между комодом и книжными полками немигающим глазом смотрело на Лизу большое овальное зеркало в потрескавшейся золочёной раме. Девушка вздрогнула от неожиданности, когда со скрипом открылась пыльная дверь шкафа рядом с кроватью. Но это просто старые дверные петли. Вдруг послышались шорохи, как будто кто-то крадучись, стараясь не шуметь удалялся, тихо шелестя шёлком.
Лиза поняла, что нервы её окончательно расшатались. Часы над зеркалом, украшенные пыльными ангелами, и заведённые, по всей вероятности, к приезду воспитанницы, показывали уже начало седьмого. Необходимо взять себя в руки и подготовиться к ужину.
Девушка сняла плащ и серое дорожное платье. Умылась холодной водой из кувшина, стоящего в фаянсовом тазике на маленьком столике у кровати. Надела траурный чёрный наряд, единственным украшением которого был воротничок-стойка, расшитый чёрным бисером.