— Там никого нет, можно спокойно зайти, — сказал Георгиу.
Столь быстрое приглашение опять насторожило Сергеева. «Шарахнут по голове, затащат в подвал и будут пытать. Наши не знают, что я пошел к Нумиру. Чертов "грахам"!» — И все-таки переступил порог. Пока Георгиу запирал калитку, Сергеев оглядел небольшой двор, палисадник у каменной стены и невольно покосился на забранные толстой решеткой маленькие оконца подвала, на парадное крыльцо и черный ход.
— На первом этаже, — поднимаясь по ступенькам, объяснял Георгиу, — зал, кухня и моя комната. На втором, пожалуйста, по этой лестнице, гостиная, спальня и кабинет, в нем сейчас типография.
Сергеев прислушался. Кругом стояла глубокая тишина, ни одного звука не доносилось даже с улицы. Георгиу достал из кармана ключ и отпер дверь.
Это была просторная комната. Посреди — типографский станок, у стены — два больших шкафа, между ними на столе радиопередатчики, а под столом еще один радиопередатчик — портативный. В углу навалены кипы листовок и брошюр. В стене сейф между окнами, выходящими на улицу.
— Георгиу, встаньте у окна и смотрите, не проедет ли мимо «грахам», а я тем временем осмотрю сейф, —сказал Сергеев.
Сейфа ему отпереть не удалось. Ключ не подходил. То ли слесарь чего-то недоучел, то ли изменили шифр. Боясь сломать ключ или поцарапать замок, Сергеев отошел от сейфа, осмотрел шкафы, ящики письменного стола и вдруг в одном из них среди книг, карт и брошюр нашел записку и при первом же взгляде понял, что это код:
РККА — «папин племянник»
Народ — «папа»
Компартия — «тетя»
Голод — «тетка»
Еврей — «теща»
Рабочая молодежь — «мальчики»
Учащиеся — «девочки»
Восстание — «музыка»
Бунт — «спектакль»
Недовольные советской властью — «братья»
Член НТСНП — «сестра»
Деньги — «открытка»
Литература — «лекарство»
Документы — «очки»
Террор — «счастье»
Оружие — «Совет»
Война — «погода»…
«Вот это важно, это находка. При перлюстрации писем, идущих за границу, сразу можно определить, кто пишет. Из-за одного этого стоило сюда приехать. Но как быть с сейфом?»
— Черный «грахам» остановился у нашего дома, и оттуда выходит человек в сером костюме, плотный, — быстро проговорил Георгиу.
— Он один?
— Один.
Раздался звонок. Георгиу нерешительно посмотрел па Сергеева.
— Скажите: в доме никого нет, вилла пользуется экстерриториальностью. Если необходимо, вызову, мол, своего хозяина. Будет настаивать — впустите. Я запрусь здесь.
Прошло несколько томительных минут. Чего только не передумал Сергеев, стоя за плотно закрытыми дверьми и вслушиваясь в разговор, который перевел для себя так:
— Здесь их кабинет. Он всегда на запоре, господин полицейский, мне не велено никого в дом пускать. Никто туда пройти не мог, никого нет, убей меня бог! — объяснял Георгиу.
Тот подергал за ручку двери.
— Не врешь? Смотри, я проверю! Мы шутить не любим! — Он еще раз подергал за ручку двери. Потом голоса удалились, хлопнула наружная дверь, и Сергеев увидел в окне, как грузный мужчина в сером костюме сел в машину и уехал.
Десять минут спустя Сергеев покинул виллу японского сотрудника военного атташе.
Через два дня Георгиу был уволен со службы. А капитан Сергеев, оправдывая свой провал, написал рапорт, в котором ставил под сомнение добросовестность Чегодова.
Это и послужило причиной шифровки Хованскому в Белград.
3
Бывший председатель румынского (нелегального) отдела НТСНП, в прошлом белый офицер, Владимир Котричко, был агентом Интеллидженс сервис. Никакой работы Котричко не вел, и все его донесения в центр, в НТСНП, в Югославию об «энергичной деятельности и бурном росте отдела» были сплошной липой. Это точно установил Околов: в Бухаресте, Буковине и Бессарабии насчитывалось всего несколько десятков энтээсовцев.
Исполбюро решило тайком послать в Бухарест сына некогда известного генерала, начальника Казанского порохового завода, бывшего белогвардейского капитана, члена РОВСа и работника экипажа «Льдины» в Берлине, Дмитрия Всеволодовича Лукницкого. Ему было поручено взять руководство отдела в свои руки.