Дзержинский не только отверг требования Крыленко, но публично растоптал его самого: «Ведомство госбезопасности не правосудие осуществляет, а уничтожает политических врагов. Практика и теория Наркомата юстиции не имеет ничего общего с государством диктатуры пролетариата, а представляет собой либеральную жвачку буржуазного лицемерия. Во главе прокуратуры должны стоять борцы за победу революции, а не люди статей и параграфов. Я уверен, что юстиция растлевает революцию!..»
ФЭД без колебаний расстрелял бы Крыленко, но вот как-то не случилось. Спустя 14 лет это сделал за него «кровавый карлик» Ежов. Еще через год с небольшим расстреляли самого Ежова. Чуть позже - Бабеля, хотя нарком внутренних дел весьма либерально смотрел на его роман со своей женой Евгенией, параллельно изменявшей им обоим еще и с Шолоховым. Потом все-таки отравил. Вообще, все трое исчезли из жизни почти одновременно, и каждый из них прикрывал другим что-то свое, потаенное: Ежов -лютый антисемитизм, Бабель -неодолимую страсть к пыткам и крови, кои наблюдал в подвалах Лубянки на правах друга семьи наркома, Евгения Соломоновна Хаютина - гомосексуализм Ежова. Истинно сказано: человек - существо злонамеренное.
Комментарий к несущественному
Дзержинский хотел бежать от желанной его сердцу революции, но не смог, потому что затянувшийся роман с нею дал Польше «златую вольность», а сама она естественно перетекла в Гражданскую войну, которую он ненавидел. Вот свидетельство очевидца событий тех лет: «Приказы его выполняли, но стоило отвести глаза, снять палец со спускового крючка, дать высохнуть чернилам на бумаге, все расползалось и куда-то улетучивалось. Сводки с фронтов приходили, когда сами фронты переставали существовать, рапорта содержали в себе бесконечные доносы и жалобы; задним числом по ним можно было реконструировать сложную, многоходовую интригу командующих, в которой принимало участие множество людей, действовавших непонятно в чьих интересах. И непонятно, каким чудом одерживались победы.
Дзержинский боготворил революцию, а она ответила ему войной. Есть тут нечто из фрейдистского замещения чувств, проникшее в душу из далекой юности. У его матери Хелены было восемь детей - пять мальчиков и три девочки. В 14-летнюю Ванду порочно влюбился Феликс. Родная сестра, а вот поди ж ты - влюбился без памяти. Поползновения в этом направлении успехом не увенчались. Охваченный страстью, ревностью и обидой, импульсивный мальчик застрелил сестру из отцовского ружья.
Семейную трагедию представили так, будто братья Станислав и Феликс решили пострелять по мишени, и на огневом рубеже откуда ни возьмись появилась Ванда. Несчастный случай. Кто из братьев произвел роковой выстрел, установить не удалось. В1919 году Дзержинский, будучи уже председателем ВЧК, писал старшей сестре Алдоне: «Я остался таким же, каким и был, хотя для многих не существует имени страшнее моего. И я чувствую, что ты не можешь примириться с мыслью, что я - это я, и не можешь меня понять, зная меня в прошлом...»
Утратив любовь революции, ФЭД стал бороться за тело ее вождя, исходя из навязчивой идеи кремлевских маразматиков: кто завладеет телом Ленина, тому суждено продолжить дело Ленина. Претенденты плотным кольцом окружали усохший предмет борьбы, словно повивальные бабки, а позади уже стояли собранные по команде Дзержинского патологоанатомы, танатологи, биохимики, прозекторы. Чуть поодаль маячила фигура скульптора Сергея Меркурова, снявшего с вождя посмертную маску. Троцкого не было. Он решительно возражал против бальзамирования, поэтому Сталин послал ему в Сухуми телеграмму с ложным указанием даты похорон. Против были и Каменев с Крупской, требовавшей, чтобы ее партийного мужа похоронили по-человечески - в земле. Но их никто не слушал.
В итоге принята была точка зрения железного Феликса, до дрожи боявшегося, что тело Ленина ускользнет от него, как однажды ускользнула Ванда. Он одержал победу над соратниками, но проиграл свой последний роман с революцией.
Провокаторы всех стран
«Железным» Феликс Эдмундович все-таки сделался даже в глазах Ленина и Крупской, чему свидетельством - анекдот мемуаристов: «Владимир Ильич говорит Крупской: «Надюша, что это у нас в Кремле за гьёхот такой?» Надежда Константиновна успокаивает вождя: «Пустяки, Володи, не бери в голову. Это «Железный Феликс» с лестницы упал».