Под крышкой стола у охранника находилась тревожная кнопка. Однажды, когда один заключённый, долго не возвращался с исправительных работ, эту кнопку нажали. Роман до сих пор слышал в ушах противный и оглушающий гул сирен.
Ох, как же тогда всыпали опоздавшему!
Телевизор в коридоре работал, и Самойлов услышал заставку вечерного выпуска новостей.
«Что там сейчас, за стенами, во внешнем мире?» — задумался крепко Роман. «Здесь совсем не отличаешь дня от ночи, а будни от выходных».
Солдатик переместился к дальнему краю кровати. Самойлов стал подталкивать игрушку назад. Рядовой шёл в обратную сторону.
«Главные новости к этому часу», — вещал телевизор. Заговорил диктор.
Крупная автокатастрофа произошла в Новороссийске; приближались парламентские выборы; происходили очередные волнения в Азии. Роман прикрыл глаза. Он уже было подумал, что ничего интересного так и не объявят. Последний сюжет этого выпуска показался Самойлову любопытным. Рома представлял себе ведущего в облике важного дядьки, одетого в строгий костюм.
— На румынской границе, — тараторил телеведущий скороговоркой, — сегодня задержали опасного преступника. Гидеон Кемени, бывший сотрудник концертного учреждения в Будапеште, пытался бежать из страны. Теперь ему не удастся уклониться от наказания. Напоминаем, что в начале июня на него было возбуждено уголовное дело. Кемени обвиняют в умышленном уничтожении мюзик-холла, архитектурного памятника «ЮНЕСКО», а также — почётной достопримечательности столицы.
Роман опрокинул солдатика. Рядовой упал будто бы замертво.
«Шах и мат», — подумал Самойлов.
Далее новости завершились. Прозвучали вступительные титры художественного фильма.
«Вот оно как!» — отметил Роман про себя. «Значит, коварного венгра поймали! Поделом ему!»
Самойлов был не способен отнести подобный вердикт к себе самому.
Роман с боязнью представил, какая кара ему предстоит.
«Я проиграю суд! Всё против меня!» — охватила его резко паника. Он носился из угла в угол по камере, совсем позабыв о фигурке солдата.
Неожиданно ум Романа заняло воспоминание. Давно, ещё в детстве, Самойлов интересовался мифологией христианства. Цитата из Нового Завета всплыла сейчас явственно перед ним.
«Что такое жизнь ваша? Пар, являющийся на малое время, а потом исчезающий.»
Самойлов ужасно страшился грядущего.
Тем и кончается первый мой эпилог.
II.
Родители Саши пребывали в полном недоумении. Что касалось поведения их сына во всю эту неделю, — то они находили причину того крайне загадочной.
Сначала Саша явился домой и заявил, что он болен. Он ворвался в квартиру так, словно по следу за ним пустили гончих собак.
Парень мгновенно закрылся у себя в комнате и не давал потом никаких объяснений.
В тот раз Саша проспал круглые сутки.
Подозрения старших были такими. Они, как и все по-настоящему современные родители, знали о соблазнах молодых в нынешнем мире, и подозревали наркотики. Во всяком случае, имелось в виду непременное их участие в таинственной перемене, произошедшей с их сыном.
Следующим вечером Мерзлякова вызвали на разговор. Саша вошёл, закрыв за собой дверь на кухню. Отец стоял молча. Он буравил Александра глазами. Мать сидела на стуле, и смотрела, будто бы в сторону.
— И когда ты нам собираешься рассказать? — буркнул отец. Михаил Александрович Мерзляков был мужчиной сорока пяти лет. Он, конечно, мог встать на позицию сына, если бы только счёл оправданными все действия Александра Михайловича.
Состоялось неудобное для всех собеседников обсуждение. Саша узнал, что о нём напридумывали родители; отец с матерью выяснили, что Александр подумал, когда думал, о чём они думают; после мнения родителей изменились; они сказали младшему Мерзлякову, что они сейчас думают.
— Погодите, — Саша запутался окончательно. — Дайте мне всё объяснить!
И он сообщил совершенно выдуманную историю. Она касалась двух разбитых окон, нежелания брать на себя за это ответственность. А «неделя тишины», — так назвал её сам Мерзляков, — была нужна ему для того, чтобы дождаться, пока виноватых укажут, а он сам окажется ни при чём. Саша ни за что бы не открыл правду.
— Только и всего? — хмыкнул Михаил Александрович. — Большой ты у нас паникёр, раз такое событие заставляет тебя спрятаться дома! — мужчина хохотнул. — Ну, ладно. Будем считать разговор состоявшимся.
Саша кивнул и вернулся в спальню, закрывшись на ключ.
С того момена, как он самым причудливым образом возвратился с занятий, Мерзляков не показывал носа из дому. Первые дни он боялся, что за него непременно возьмутся.