В комнате стало тихо. Через дверь Чарли не мог расслышать сбившееся дыхание мальчика и бешеный стук его сердца.
Томми не услышал щелчок дверного замка, он не сразу заметил и узкую полоску тусклого света, растянувшуюся до середины комнаты. И даже голос Чарли не сразу коснулся его сознания.
- Ты это сделал. Я до последнего не верил в тебя, но ты это всё-таки сделал!
Изумление и искренний восторг слышались в голосе Чарли, а ещё в его интонации звучало что-то, от чего слова его били воздух, словно электрическим разрядом. Томми почувствовал, как по спине его пробежали мурашки, от копчика по позвоночнику вверх и волосы у него на затылке зашевелились. Будто грозовая туча зависла над головой и вот-вот ударит молния.
Мальчик по-прежнему ничего не видел. Той крохотной толики света, что просачивалась через дверную щель, едва ли хватало на то, чтоб разглядеть цвет, медленно расплывавшейся вдоль той самой полоски света, лужи. Собственно, Томми и не желал видеть. Теперь он понимал, что темнота совсем не страшная, что темнота может скрывать что-то не только ради злого умысла, но иногда – во благо.
Если хорошо постараться, то всё можно списать на разыгравшееся воображение. На самом деле ничего не было. На самом деле монстров не существует. На самом деле комната пуста. На самом деле… Только не включайте свет.
Теперь Томми больше боялся не темноты, а света. Свет не всегда освобождает от страшных иллюзий, иногда свет может раскрывать и ужасную правду.
Как же сейчас хотелось встать, развернуться и просто выйти отсюда. Комната уже не заперта. Не оборачиваясь закрыть за собой дверь, ни о чём не думая, не задавая вопросов, забыть всё, как дурной сон. Может, Чарли позволит ему это сделать? Может, он уже доволен сложившимся результатом своей игры?
Но Томми не может подняться. Мальчик сидит, подобрав под себя ноги, которые совсем не чувствует. Руки безвольно лежат на бёдрах, ладонями вверх. Их Томми тоже не чувствует, разве что только лёгкую пульсацию в кончиках пальцев. Ещё Томми чувствует свои лёгкие, переполненные воздухом с тяжёлым металлическим запахом, уставшие от крика и судорожного неровного дыхания. От всего этого голова идёт кругом, и попросту нет сил.
Но даже будь у Томми силы, чтобы встать, Чарли не дал бы ему уйти. Не сейчас. Ведь это ещё не конец. Чарли, словно хищный зверь, притаившийся в тени, наблюдал за ребёнком. Недвижный, обессиленный, напуганный – такая уязвимая жертва. Тёмный силуэт, едва видимый, но Чарли не отводил от него глаз, будто боясь что-то упустить, будто боясь, что если он отведёт взгляд, мальчик рассеется во мраке, точно мираж.
- Я разбил твой ночник, - как бы, между прочим, вдруг произнёс Чарли, - поэтому сделал для тебя новый. Теперь уже можно включить свет.
Чарли говорил тихо, почти шёпотом, но Томми вздрогнул при этих словах. Мальчик слышал, как Чарли ищет розетку “вилкой”, совсем недолго. Вспыхнул свет, не очень яркий, но Томми всё равно зажмурил глаза от боли. Источник света находился впереди, а не сбоку. Не рядом с Чарли, как ожидал Томми. И он был на много больше обычного ночника, гораздо больше. Сквозь закрытые веки свет до сетчатки доходил грязно-красного цвета, и он мигал.
Часто моргая, Томми начал открывать глаза. Сквозь ресницы и выступившие слёзы, он смотрел на размытые очертания “ночника” в человеческий рост. Мальчик отчаянно пытался удержать своё внимание именно на нём, чтоб не опускать взгляд перед собой. Но глаза уже широко распахнулись, привыкнув к свету, и слёзы скатились ручейками по щекам. Томми увидел всё, очень чётко.
Впереди, почти у самой стены, висел сделанный Чарли “ночник”. На нём больше не было бинтов, а к ранам в боку и на ноге добавились новые. Фрэнк был обнажён. Одежду ему заменяли кровоподтёки от ран и новогодняя гирлянда, обмотанная вокруг всего его тела. Руки, связанные в запястьях, стыдливо прикрывали гениталии. Его ступни почти касались пола. Если бы не чёрный толстый шнур, плотно обхвативший шею Фрэнка, могло бы показаться, что мужчина просто стоит, запрокинув голову вверх. Лампочки вместо его глаз взирали в потолок, поочерёдно перемигиваясь. Сначала медленно, потом всё быстрее, пока свет в них не замирал. После свет потухал и снова загорался и так по кругу. Гирлянда, точно паразитирующая лиана, вросшая в ствол дерева, опоясывала тело Фрэнка. Провод врезался в кожу, местами некоторые лампочки были засунуты под кожу в порезы, будто в кармашки. Спутанный клубок гирлянды был вшит Фрэнку в живот. Небрежные стежки уродливым шрамом ползли от паха к солнечному сплетению. Под кожей, алым цветом, мерцали огоньки.