Владимир Иванович вышел из рода потомственных поморов, русских людей, издавна населяющих Северное побережье нашей страны. Моряками были их отцы, деды и отдаленные предки; еще сотни лет назад отважные поморы ходили на деревянных судах за морским зверем. В семье Ворониных было шесть братьев, шесть мореходов. Самым известным стал Владимир Иванович. Он сроднился с Арктикой, полюбил суровые полярные моря. Год за годом прокладывал Воронин пути во льдах. В Советской Арктике нет, кажется, места, где бы он не проходил. Воронин — один из зачинателей карских экспедиций в устье Енисея. Он обошел вокруг Северной Земли, провел «Сибирякова» за девять недель по Северному морскому пути, а годом позже повторил этот поход на «Челюскине». На карте Карского моря за семьдесят восьмой параллелью обозначен остров Воронина. Он открыт в 1930 году экспедицией ледокольного парохода «Георгий Седов», которым тогда командовал Владимир Иванович. Еще мальчонкой, «зуйком», вышел он на рыбацком боте в первое плавание. Четыре десятилетия он совершенствовал свои знания, воспитывал новые поколения полярных мореплавателей; многих учеников Владимира Ивановича встречал я в капитанских рубках, на штурманских вахтах.
Вот он стоит на мостике «Ермака», слегка приподняв плечи, высокий, кряжистый, с пышными усами; вглядывается полярный капитан в синеющую даль, и в уголках глаз появляются сеточки морщин. Страстно привязан он к просторам родного Севера. «Тут и доживать буду», — говорит Владимир Иванович.
Миновав шведский остров Готланд, наш ледокол вышел проливами в Северное море и двенадцатимильным ходом устремился на северо-запад. Слева остались Шетландские и Фарерские острова. Все реже встречались суда. Похолодало.
— Ночью увидим льды, — сказал капитан.
Журналисты не покидали радиорубку. За семидесятой параллелью, восточнее Гренландии, происходили большие события: «Таймыр» и «Мурман» вошли в гущу льдов, вновь сплотившихся вокруг станции «Северный полюс». Ни одно судно в это время года не рисковало забраться в ледяной массив Гренландского моря.
В радиорубке слышались сигналы УПОЛ: «Заметили на горизонте силуэты парохода. «Таймыр» это или «Мурман»? Зажигаем костер. Следите».
Минут через пять застучал вахтенный радист «Таймыра»: «Видим дым. Надеемся скоро выйти на чистую воду. Ошвартуемся у кромки льда. Далеко ли она от вас?»
Кренкель ответил: «Немногим больше мили. Следите — зажигаем факел».
Не убавляя хода, «Ермак» продвигался в битом льду Гренландского моря. Каждые четыре часа расстояние до станции «Северный полюс» сокращалось на полсотни миль. Льдина тоже дрейфовала к югу и за сутки приблизилась к нам на семь миль.
«Хорошо видим ваш факел», — передали с «Таймыра».
«А мы — ваши прожекторы», — откликнулся Кренкель.
В Москве давно уже отзвучали двенадцать ударов кремлевских курантов, когда УПОЛ и радист «Таймыра» обменялись пожеланиями спокойной ночи.
Полярникам не спится; дважды разводили они огромный костер, и к небу взвивались языки пламени.
Ровно в шесть утра, как всегда, в эфире появилась УПОЛ, вызывающая остров Рудольфа. Федоров передал координаты станции; и сводку погоды. Полярники позавтракали. 19 февраля началось буднично, как и предыдущие двести семьдесят три дня.
«Давайте огни, факелы, мы подходим… Больше огней!» — требовали «Таймыр» и «Мурман».
Миновал еще час.
«Стоим у кромки, ясно видим станцию… Наши люди отправляются к вам… Привет героической четверке!» — весело отстукивали судовые радисты.
До чего хотелось нам присоединиться к морякам «Таймыра» и «Мурмана»! Они быстро двигались по сплотившимся льдам к поселку… А «Ермаку» оставалось пройти каких-нибудь сто миль — две вахты…
Звонок созвал нас к обеду. В кают-компанию вошел Шмидт.
— Я рад сообщить вам прекрасные вести, — торжественно начал Отто Юльевич. — Станция «Северный полюс» успешно выполнила задание. Только что полярники передали рапорт партии и правительству, затем последнюю радиограмму — «Всем, всем, всем!». Сейчас наши товарищи находятся на «Таймыре» и «Мурмане». Мы идем на соединение с ними.
