Из Техаса, Висконсина, Монтаны и иных дальних штатов приходили письма совершенно неожиданного содержания.
— Вот так дела, друзья, — родственнички в Америке объявились! — сказал однажды Чкалов, разбиравший почту на русском языке. — Послушайте, что пишет миссис Олга Григорьефф из Пенсильвании: «Имею честь сообщить, что я являюсь родственницей Валеруса Чкалова по материнской линии…»
— С чем и поздравляем, сэр Валерус, — церемонно поклонился Беляков.
— Погоди, погоди, Саша, есть кое-что и на твою долю… Вот: «Навигейтор Белиакоу приходится мне сродни… С искренним приветом и совершенным почтением — Флегонт Щупак, Бигсвилл, Аризона». Та-ак, а мы-то и не знали, что у Саши в роду водятся щупаки… Выходит, у нас один Байдук без американской родни? Но ты, Егор, не отчаивайся — может, еще объявятся…
Такие письма, порожденные пылкой фантазией их авторов либо основанные на явном недоразумении, служили поводом для веселой перепалки друзей. Немало получили они и «деловых предложений». Желая выразить внимание советским пилотам или использовать в рекламных целях их популярность, торговые фирмы предлагали экипажу товары «по своей цене» или с большой скидкой. «Мы будем весьма польщены, увидев полярных героев в качестве наших покупателей», — любезно писал директор магазина домашних холодильников. Шеф фирмы, занятой производством авторучек, прислал Белякову запрос: «Уважаемый сэр! На снимке, сделанном в Портленде, где вы шествуете в торжественной процессии, из кармана вашего пиджака показывается «вечное перо». Не откажите в любезности, сэр, известить нас: пролетел ли указанный предмет над Северным полюсом и не выпущен ли он нашей фирмой?» Чкалов диву давался: «Крепко задумано, нечего сказать!»
В свободные от приемов часы летчики знакомились с городом и как-то заглянули в Центральный парк. Под деревьями на чахлой траве лежали безработные, бездомные люди. Спали они тревожно, хотя каждую группу из пяти-шести человек оберегал дозорный; он высматривал, не появится ли невзначай строгий дядя в рубашке небесного оттенка, с траурным галстуком и сверкающей бляхой на синем мундире. Знакомство с полисменом сулило любому «курортнику» Сеитрал-парка принудительный выбор: штраф на такую сумму, какой бедняга, быть может, отроду не держал в руках, либо прогулка месяца на два в городскую тюрьму, образно названную ньюйоркцами «Гробница».
Вдруг дозорный издал звук, которым понукают лошадей. Будто ужаленные, люди вскочили и наддали ходу. Полисмен, свернувший с соседней аллеи, опоздал.
Настежь открыты все входы в огромное здание на Тридцать четвертой улице. Людские потоки вливаются внутрь. В течение трех часов разошлись десять тысяч билетов на массовый митинг, организованный редакцией прогрессивного нью-йоркского журнала «Советская Россия сегодня».
Нетерпеливо гудит зал в ожидании летчиков. «Америка приветствует советских первооткрывателей трансполярного воздушного пути!» — кричит стометровый плакат. Реют алые флаги с серпом и молотом.
Жарко, душно. Мужчины, сняв пиджаки и куртки, остались в американской деловой «форме» — верхних рубашках с подтяжками. Здесь особенная аудитория — трудовой, рабочий Нью-Йорк.
— Идут! — волной прокатилось по бесчисленным рядам, и десять тысяч человек поднялись с мест.
Гул рукоплесканий. Разноязычные восторженные возгласы. Величественная мелодия «Интернационала». И снова непрекра-щающиеся овации.
Летчики стояли, обнявшись, на площадке, убранной зеленью и кумачом.
С горячими словами уважения и дружбы к ним обратился председательствующий — почтенный профессор:
— Мы как товарищей приветствуем Чкалова, Байдукова и Белякова. Мы любим их за то, что они помогли нам лучше узнать Советский Союз. Они не только победители арктических просторов, но и носители человеческой правды…
Ждали выступления Чкалова. К нему устремились все взоры — он воплощал в себе лучшие черты русского характера, олицетворял людей нового мира, их благородные идеи и цели.