Герои редко склонны превозносить геройство, но среди пионеров этой молодой страны он, несмотря на свой юный возраст, был признан первым и выше всех. По времени он опередил их всех. Энергией и выдержкой он их превзошел. Что же касается его выносливости, то, по общему мнению, он превосходил самого крепкого из них. Наконец, он слыл человеком прямодушным и честным…»
Так Джек Лондон описывал Элама Харниша.
Безвестному студенту Калифорнийского университета шел двадцать второй год, аляскинский герой был на одиннадцать лет старше. Они быстро сошлись, подружились и вместе ушли через Чилкут на Север, в Доусон. Было это в 1897 году. За несколько месяцев до того прибывший с Аляски пароход «Эксцельсиор» доставил в Сан-Франциско весть о сказочных богатствах долины реки Клондайк, а телеграф разнес эту сенсацию во все концы. Обезумевшие люди взахлеб пересказывали газетные небылицы: «Золото — на самой поверхности! Вытащишь куст, и с корней сыплются самородки!..» Не сотни, не тысячи, а десятки тысяч алчущих обогащения повалили на Север. Кипели страсти, сталкивались человеческие интересы, характеры, нравы, и на острую, обнаженную борьбу взирал наблюдательный молодой американец, будущий знаменитый романист, которому сопутствовал юконский старатель…
Сделав необходимую возрастную поправку и пытаясь представить себе облик Пламенного сорок лет спустя, я не без волнения шел с Беляковым и Беннетом на окраину Фэрбенкса.
— Вы говорили, что Харниш одинок, — сказал Михаил Васильевич нашему спутнику. — Он никогда не был женат?
Беннет отрицательно покачал головой.
— Полное совпадение с романом! — засмеялся Беляков. — Пламенный, помнится, избегал женщин, опасаясь, что любовь лишит его драгоценной свободы. Однако перед чарами Диди Мэзон, стенографистки, он не устоял. Произошло это в Калифорнии, когда Харниш стал миллионером…
— Вроде меня, — прервал Беннет. — Чистая выдумка! Кстати, дальше Сиэтла Харниш никуда не ездил. А будто он от женщин бегал, так это, скажу вам, вовсе на него не похоже…
Узкая улочка казалась вымершей. Мы остановились у низкорослой бревенчатой хижины с покатой крышей. Под окном стояла скамеечка. Позади хижины между грядками нежился пушистый рыжий кот.
— Возможно, хозяин отдыхает, — сказал Беннет и негромко постучал в окно.
Послышались шаркающие шаги, дверь скрипнула, и на пороге появился Элам Харниш — сутуловатый, сухонький, морщинистый, со светлым, как у младенцев, пушком на оголенной голове. На нем была «американская форма»: темные брюки с подтяжками и белая рубашка с аккуратно повязанным полосатым галстуком. От чисто выбритого лица пахло одеколоном. Умные черные глаза пытливо разглядывали гостей. Беннет представил нас.
— О, вы из самой Москвы! Очень интересно! — воскликнул Харниш. — Читал в газете и в баре слышал. Я рад. Входите.
Единственная комната хижины, тесноватая, но хорошо прибранная, была обставлена простой старой мебелью. Подле плиты на полках покоилась хозяйственная утварь — кастрюли, сковородки, миски. У изголовья дивана стоял маленький пузатый шкаф. В углу, возле двери, висел медный рукомойник, обои под ним отстали и покоробились. Все свободное пространство на стенах занимали изображения красоток, вырезанные из журналов, газет, пестрых рекламных плакатов, прославляющих зубную пасту и сигареты «Воздушный шар», фотографии танцовщиц, укротительниц хищников и кинозвезд… По прихоти Харниша, в центре этого цветника оказался адмирал Нельсон в полной парадной форме; адмирал хмурился, и его единственный глаз глядел вопрошающе: «Как я попал в это общество?!»
Хозяин придвинул табуретки к столу.
— Меня мало кто навещает, забыли Харниша, — проговорил он и засуетился. — Вы не откажетесь от чашки кофе? Или желаете вина? Я пошлю соседского мальчишку, а?..
— Элам, я говорил своим землякам о твоем путешествии с Джеком Лондоном, они очень заинтересовались, — сказал Беннет.
Харниш задумался.
— Давно это было, целая жизнь прошла!.. Почти год были мы вместе. Странствовали, ну и золото искали, конечно, только пользы от этого не имели… Джек был настоящий парень. Не из той породы, что дрожат за собственную шкуру. Надо ли дрова поколоть, разжечь костер, похлебку сварить или там собакам дать корму — никакой работой он не гнушался. Лодкой здорово управлял. И лодка была у нас первый сорт…