— Съ новосельемъ, господа сосѣди… Чай да сахаръ. Съ улицы-то лавочникъ сюда не пускаетъ, боится, что покупателевъ отъ него отобьемъ, такъ я по задамъ къ вамъ, съ рѣки. Вамъ поросеночка не надо ли? Отличные у меня сосунчики есть. Яйца есть. Пожалуйте посмотрѣть. Въ лодкѣ у меня на рѣкѣ все это привезено.
— А по чемъ яйца? спросила Клянчина.
— Да по чемъ же съ васъ взять? замялся мужикъ. — Вы по-сосѣдски не обидите. Вѣдь сосѣди. Черезъ четыре двора отъ васъ… По четвертаку за десятокъ не дадите?
— Что ты, что ты! Это въ деревнѣ-то! Да я ужъ въ Петербургѣ покупала по двадцати копѣекъ. Если хорошія свѣжія яйца, то по пятіалтынному за десятокъ…
— Что вы, помилуйте… Въ городъ свезти, такъ тамъ лавочники по рубль восемь гривенъ за сотню дадутъ, а вы господа…
— Такъ вѣдь въ городъ-то везти нужно, а здѣсь на мѣстѣ, въ деревнѣ…
— Ну, да, въ деревнѣ. За деревню и беремъ. Вѣдь мы господъ-то всю зиму ждали. Съ кого же и взять, какъ не съ господъ? На то вы и господа. Ну, да ладно, по двугривенному берите.
— По пятіалтынному, такъ возьму.
— Какъ возможно по пятіалтынному! Вотъ ужо господа охотники, которые ежели за дичью, станутъ послѣ Петрова дня къ намъ наѣзжать, такъ тѣ по два двугривенныхъ за десятокъ-то даютъ. Дашь ему свѣженькихъ, а онъ тебѣ два двугривенныхъ, да еще стаканчикомъ винца попотчуетъ. А я думалъ, что вы сосѣдей обижать не станете и по четвертаку дадите. Берите ужъ за двугривенный-то. Вѣдь ежели у лавочника взять, то онъ съ васъ дороже возьметъ.
— Какъ же это онъ можетъ съ насъ взять, ежели не дадимъ.
— За неволю дадите, ежели онъ сюда на дворъ никого допускать не будетъ. Вѣдь ужъ я сюда по задамъ пролѣзъ. Онъ и то мнѣ сказалъ: «поймаю, всѣ бока обломаю». Пріятно нешто на драку лѣзть? А я ужъ такъ, по сосѣдски, хорошимъ господамъ думалъ услужить. Вѣрьте совѣсти, онъ сюда никого до васъ не допуститъ. Теперь ужъ вы въ его власти.
— Разсказывай, разсказывай! Что мы маленькія дѣти или арестанты, что ли? Ну, сюда не допуститъ, такъ мы сами на деревню будемъ ходить и тамъ покупать.
— Развѣ ужъ что сами-то. А только нешто это господское дѣло, чтобъ крадучись!
— Ну, ужъ это не твое дѣло разсуждать. Пятіалтынный бери вотъ за десятокъ яицъ.
— Это, стало быть, и на пару пива не хватитъ? Нѣтъ, не расчетъ, покачалъ головой мужикъ. — А я пособралъ у бабы двѣнадцать штукъ, да думаю, что мнѣ и на стаканчикъ, и на пару пива… Ну, а поросеночка возьмете?
— Да вѣдь и за поросеночка будешь такъ же дорожиться, такъ съ какой же стати?..
Мужикъ помялся и отвѣчалъ:
— Конечно, ужъ мы супротивъ города не можемъ… Вы вотъ все хотите, чтобъ дешевле, чѣмъ въ городѣ, а это намъ не сподручно.
— Нарочно въ деревню и пріѣхали, чтобы жить было дешевле, чтобы покупать все дешевле.
— Ну, этого вы не дождетесь. Въ городѣ бы, вонъ, за пятачокъ въ чайной-то лавкѣ можно чаю нашему брату напиться — и въ лучшемъ видѣ подадутъ, а здѣсь лавочникъ на постояломъ дворѣ съ нашего брата гривенникъ беретъ. Прежде двоимъ на двѣнадцать копѣекъ чай собиралъ, а нынче — нѣтъ, говоритъ, пятіалтынный: чай и сахаръ вздорожалъ. Въ городу или въ деревнѣ! Сравнили вы тоже… Да поросеночка-то мы давно бы ужъ въ городъ свезли и продали, а мы дачниковъ ждали, чтобъ отъ дачниковъ супротивъ города попользоваться. Посмотрите поросеночка-то… Поросенокъ поеный, что твои сливки…
— Нѣтъ, нѣтъ… Мы прежде по деревнѣ походимъ, да прицѣнимся къ здѣшнимъ цѣнамъ. У кого найдемъ, что дешевле, у того и будемъ брать, сказала Клянчина. — Мы пріѣхали сюда для экономіи, а не для транжирства.
— Это ужъ будетъ не по-господски, а по-сквалыжнически. У насъ прасолы такъ-то прижимаютъ, а вы нешто прасолы? возвысилъ голосъ мужикъ.
— Ну, ты такъ не разговаривай… Пошелъ вонъ? крикнулъ Клянчинъ.
— Да какъ же съ вами разговаривать, коли вы сосѣдей тѣснить хотите!
— Тебѣ сказано, чтобы ты проваливалъ!
— Позвольте… Вамъ раковъ не надо ли?
— Пошелъ вонъ! А нѣтъ, такъ я пошлю сейчасъ за лавочникомъ и ужъ онъ тогда съ тобой по-свойски расправится!
— Вотъ те штука! Я пробрался къ господамъ по задамъ, чтобы супротивъ лавочника услужить, а господа сами… Ну, господа! И это называются господа! Фу, ты, пропасть! Мы разсчитывали, чтобы отъ нихъ пользоваться, а они сами отъ мужиковъ пользу ищутъ! Сосѣди тоже, черти оголтѣлые….
— Вонъ отсюда! разсвирѣпѣлъ Клянчинъ.
— Тише, тише, баринъ. Съ сердцовъ печенка лопнетъ. Да и не расчетъ вамъ съ нами ссориться, потому мы тутъ всегда около васъ, такъ какъ бы чего не вышло, проговорилъ мужикъ, пятясь.