Незаметно для себя Абигайль прекратила играть. При мысли о будущем она сбилась и теперь принялась беспокойно оглядывать сарай. На стенах рядом с молотками и щипцами висела упряжь для лошадей. Внезапно она увидела в углу запыленный предмет, который тут же пробудил интерес девушки. Это была инкрустированная банка, совершенно не вписывавшаяся в общество всех этих инструментов. Абигайль отложила в сторону шарманку и схватила банку. Сдув с нее пыль, она увидела, что это часы с музыкой, которую девушка никогда прежде не слышала. Но в банке оказались и другие сюрпризы. Открыв крышку, Абигайль с любопытством выудила пожелтевший лист бумаги и развернула его. Это была газетная статья из «Отаго Дейли Таймс» от 11 января 1875 года. Абигайль бросило сначала в жар, затем в холод. Она еще не знала, что ее ждет, но сразу вспомнила, что в тот год ее семья неожиданно уехала из Данидина. Ей было всего пять лет, когда они уехали из своего чудесного дома тайно, под покровом ночи и отправились в хижину в горах, что неподалеку от Лоренса. Тогда она горько плакала, потому что ей не разрешили взять с собой всех своих кукол. Несколько дней они жили в этой уединенной хижине, где когда-то ютились золотоискатели, а затем поехали дальше, в Роторуа. Несмотря на то что подробностей Абигайль не помнила, Аннабель часто рассказывала ей о случившемся.
И все равно Абигайль дрожала, изо всех сил пытаясь разобрать выцветшие буквы:
Судя по всему, тайна неизвестного погибшего, которого выудили из залива Отаго, наконец-то раскрыта. Согласно показаниям свидетеля, шотландца-золотоискателя по фамилии Маккеннен, этот человек — немец по имени Вальдемар фон Клееберг. Он жил вместе с ним в домике для горняков. Однажды фон Клееберг поведал ему, что ему нужно свести счеты со старым приятелем-золотоискателем из Данидина. В тот же вечер он поехал туда и не вернулся. Этим приятелем, судя по всему, является Уильям Ч. Брэдли, всеми любимый торговец колониальными товарами. Но его и его семьи и след простыл. Один свидетель утверждает, что в тот вечер видел перед домом семьи Брэдли повозку с подозрительным грузом. Может быть, это был погибший?
Как ни старалась Абигайль, больше ничего разобрать не смогла. Сердце едва не выпрыгивало из груди. Может быть, они так поспешно оставили дом, потому что их отец убил человека? Эта мысль казалась настолько невероятной, что Абигайль стало дурно. Нет, только не ее отец, который и мухи не обидит! Нет, это абсурд. Чтобы заглушить ужасное подозрение, Абигайль, словно обезумев, снова взялась за шарманку и заиграла на ней. Девушка пела так громко, что пение перешло в отчаянный крик. Она как раз пела шотландскую песню, когда дверь сарайчика распахнулась.
Когда Абигайль умолкла, мать уже стояла возле нее. Она вырвала шарманку из рук дочери, размахнулась и изо всех сил швырнула инструмент в стену домика. Шарманка разбилась с громким треском, но мать размахнулась еще раз и стала колотить ею по стене, пока от гордого инструмента не остались одни только щепки.
При этом она тяжело дышала и громко ругалась.
— Я из тебя выбью это музицирование! Моя дочь не будет танцовщицей! Только не моя дочь! — И, словно этого было мало, она принялась топтать лежавшие на полу остатки шарманки.
Огорошенная Абигайль с ужасом наблюдала за матерью. Оцепенев от страха, она не могла пошевелиться. Из горла вырывался лишь хрип. Лицо Марианны исказилось в страшной гримасе. Если бы Абигайль не знала, что перед ней мать, то не узнала бы ее в этой взбешенной женщине. На лице матери, еще совсем недавно таком прекрасном, отражалась одна слепая ненависть.