Подъ вліяніемъ арабской легенды, мнѣ хотѣлось вѣрить словамъ преданія, хотѣлось слышать въ рокотаніи волнъ молитву моря, оживленнаго духомъ и получившаго голосъ для того чтобы говорить съ небомъ о тѣхъ что схоронились въ его глубинѣ. Какъ-то невольно тянуло ближе къ берегу, къ самымъ волнамъ набѣгающимъ на его солончаки. Опершись на камень, какъ на твердую скалу, я усѣлся у самаго моря. Что-то огромное, темное какъ и ночь, облежавшая насъ, виднѣлось въ туманной дали; оно поднималось, пучилось, кружилось и росло; оно бѣжало на меня, падало, расплывалось и поднималось вновь; оно ревѣло, стонало и шумѣло, какъ огромная людская толпа… Въ этой черной чудовищной массѣ, въ этихъ силуэтахъ, не имѣющихъ очертаній, мое воображеніе рисовало цѣлыя картины, создавало рои призраковъ, готово было видѣть все что насказали Арабы.
Было уже далеко за полночь когда немного прояснилось небо, выглянули блестящія созвѣздія и убывающая луна бросила тусклое сіяніе на волнующееся море, наше становище и пустыню. Брызнули блестки фосфорическаго сіянія на волнахъ вспѣненнаго моря, скользнули по гребнямъ набѣгавшихъ валовъ и наполнили брилліантами темную поверхность всколыхнувшейся воды. Чѣмъ-то другимъ, еще болѣе фантастичнымъ иживымъ, показалось море облитое сіяніемъ; еще волшебнѣе стало оно когда надъ нимъ прояснилось небо, и вѣтеръ погналъ клочья тумановъ понависшихъ надъ водой. Заблистало море звѣздами, разсвѣтилось переливами; черныя волны его просвѣтлѣли, бѣлые туманы засіяли матовымъ свѣтомъ, и изъ мрачнаго хаоса словно чудомъ оно отразило небо, его звѣзды и луну.
— Аллахъ акбаръ(Богъ великъ)! прошепталъ въ полусоньѣ мой Османъ, радуясь свѣту озарившему непроглядную ночь.
Успокоилась буря, но не могло успокоиться море. Огромная густая масса воды все еще волновалась. Тяжелые, курчавые валы какъ тараны ударялись о берегъ который стоналъ подъ ихъ напоромъ; короткіе, но сильные буруны, словно молоты ударяли о прибрежные камни; казалось, море торопится окончить свою работу, изглодать берегъ и затѣмъ замереть навсегда.
Было около двухъ часовъ ночи когда мы собрались на покой; г. Пижо первый подалъ благой примѣръ, которому не замедлилъ послѣдовать и я. Несмотря на довольно значительную прохладу, я не хотѣлъ забираться въ палатку, предпочитая провести ночь рядомъ съ моимъ Османомъ, чтобы проснуться съ первыми лучами солнца и ѣхать снова на Іорданъ. Новое купанье было необходимо, потому что вторичное погруженіе въ воды Мертваго Моря оставило крайне непріятные слѣды на всемъ моемъ тѣлѣ, пропитавшемся солью. Не много мнѣ спалось въ эту ночь; слабыя болевыя ощущенія на поверхности кожи скоро перешли въ такія интенсивныя боли что я не могъ забыться ни на минуту. Сильный жаръ чувствовался во всемъ тѣлѣ, кожа стала шероховата и горяча; на груди и спинѣ ощущалось выступаніе сыпи; мелкія возвышенія покрыли сгибы рукъ и подколѣнныя ямки. Рука ощупывала кристаллики соли гнѣздившейся въ порахъ и никакое обтираніе не могло пособить горю; жидкость эта выступала снова, струилась крупными каплями по бокамъ и внутреннимъ поверхностямъ ногъ, вызывая новыя ощущенія боли. Безъ сомнѣнія, это была испарина обильно выступавшая на тѣлѣ при усиленной дѣятельности кожи и растворившая частицы соли. Въ полубреду, полуснѣ я валялся на своемъ упругомъ песчаномъ ложѣ, ожидая утра какъ избавленія, мнѣ завидно было смотрѣть и на Арабовъ-проводниковъ почивавшихъ вокругъ палатки, и даже на коней сладко дремавшихъ на солончаковой ложбинѣ. Изъ шатра доносился громкій храпъ г. Пижо, который заснулъ богатырскимъ сномъ, послѣ двухъ безсонныхъ ночей проведенныхъ въ горахъ. Бахръ-эль-Лута.
Къ утру угомонилось и море; волны упали иукротились, замиравшій предъ зарей свѣтъ луны скользилъ по рябинамъ засыпавшаго моря, глухой рокотъ его сталъ походить на плесканье, разбитый берегъ могъ отдохнуть. Какъ разъярившійся звѣрь, утомленный безплодною борьбой, успокаивалось море; въ этой огромной колыхающейся массѣ воды, слегка озаренной свѣтомъ потухавшей луны, нельзя было узнать того стихійнаго чудовища которое такъ недавно еще стонало, ревѣло и лѣзло на берегъ, какъ бы готовое его поглотить. Покинули косную массу силы двигавшія ее, скрылись духи оживлявшіе море, и оно стало замирать какъ человѣкъ въ минуты агоніи.