– Мне жаль.
– Не жалей, – сказала Аннабель. – Просто будь моим другом.
Так они посидели некоторое время, пока солнце нагревало жестяной навес над ними, и из окошка, где девушка в бумажном колпаке подавала рожок обмакнутого в шоколад мороженого старику в комбинезоне, доносился запах готовящегося мяса. По дороге разъезжали машины, одни направлялись в город, другие на гравийную стоянку, где были припаркованы фургон и пикап Калхуна. Еще несколько скворцов скакали, клюя жучков, сверкая пурпурными головками на послеполуденном солнце.
Проспав всю субботу, вечером Тревис спустился к офису кемпинга и купил в автомате пачку сигарет. Затем сел на заднее крыльцо своего кемпера и закурил.
Голод съедал его, будто зубам не оставалось ничего иного, кроме как глодать собственный рот, или как если бы механизм какого-нибудь огромного двигателя вращался лишь чтобы просто шуметь. Голод сопровождался новыми болями в ноге и боку, уже знакомой скованностью в суставах и сухостью кожи. И еще зудом. Со стороны соседей по кемпингу доносились голоса людей, готовивших себе ужин. Тревис чувствовал запах бобов, бекона, хот-догов и видел маршмеллоу, загорающиеся на концах палочек. Он сидел и курил, наблюдая и прислушиваясь, и все это время его желудок не переставал урчать, но вовсе не из-за бобов с беконом.
«Нет, – подумал он. – Нет. Просто жди. Держись. Само пройдет, вот увидишь».
Но он, конечно, знал, что это не так. Зато это терзало Рю – то, что она слышала такие его мысли.
«Не пройдет, – предостерегла она. – Нет. Разве по мне этого не видишь? Я нужна тебе, Тревис. Я нужна тебе, чтобы ты был тем, кто ты есть. Тем, кем я тебя сделала».
Но Тревис не обращал на нее внимания. Он сидел и курил, трясясь от голода. Вскоре кемпинг затих, свет мало-помалу погас.
Он докурил последнюю сигарету и, поднявшись, побрел обратно.
В свою пещеру.
В свою гробницу.
Воскресенье
После церкви Аннабель достала шесть разноцветных рождественских гирлянд из шкафа на чердаке фермерского дома и натянула их вдоль сетчатого забора перед бассейном. Сэнди ей помогал. Он держал гирлянду, будто патронташ, и отматывал матери необходимую длину, когда та его просила. Пока они таким образом двигались вдоль забора, Аннабель продевала шнур в звенья спокойно и терпеливо, как когда-то ее бабушка шила одеяло. Работали они в основном молча. Мальчик вообще помалкивал все утро. Он мало разговаривал за хлопьями и не пел гимны в церкви, что было странно. Аннабель, может, и ненавидела собственный голос, когда пела в церкви, но ей нравилось слушать Сэнди. Поэтому ее огорчило, что в это утро он не пел.
– О чем думаешь, именинничек? – спросила она.
Он ответил медленно и, как обычно, вопросом. Сэнди вообще предпочитал ответам вопросы. Она всегда считала это одним из его лучших качеств.
– Он не вернется, так ведь?
«Он. Ковбой». Но он же не был ковбоем, так ведь? Не настоящим. Как странно. Аннабель удивилась, что не могла вспомнить его имени. Оно вертелось у нее на кончике языка, и только теперь она осознала, что не вспоминала о Тревисе – Стиллуэлле, Тревисе Стиллуэлле – все утро. Ее сердце забилось быстрее, а когда она открыла рот, чтобы ответить сыну…
«Нет, потому что я сказала ему уехать. Потому что от него были проблемы. Большие проблемы».
…то обнаружила, что этого она тоже не помнила.
«Красное», – подумала она, но это ничего ей не говорило.
Кожа, доски, кемпер, пирожное.
Вдруг у нее под джинсовой блузкой выступил пот. В голове у нее было пусто, точно в отбеленном бассейне перед ней, и она опасалась в него свалиться. Она помнила одно: в то утро она видела, как Стиллуэлл стоял в поле и смотрел за тем, как восходит солнце. Продолжая заниматься гирляндами, она дала единственный ответ, в котором была уверена. И произнесла его так спокойно, как только могла:
– Вряд ли.
Мальчик, к ее удивлению, лишь отозвался:
– Может, и к лучшему.
Она опустила гирлянды.
– Почему ты так говоришь, милый?
Он ответил не сразу. Но выражение его лица – с легкой морщинкой на переносице, плотно сжатыми губами – указывало на то, что он принимал решение: какую часть правды ей рассказать? Она видела это выражение в день, когда ее вызвали в школу из-за его драки с Роско Дженкинсом.
– Там было что-то плохое, – сказал наконец мальчик. – В его кемпере.
Аннабель почувствовала, как у нее по рукам и шее побежали мурашки.
Сэнди продолжал развешивать гирлянды по забору.
– В каком смысле «что-то», милый?
– Ничего, – ответил он после небольшой паузы. – Может, мне просто дурной сон приснился.