– Пол-лицея запало на Камиллу, – со знанием дела уточнил Мехди.
Все посмотрели на Клемана, который встретился глазами с Камиллой. Здоровяк покраснел.
– Бедненький, он покраснел! – хихикнул Мехди.
– Отцепись от него, – сказала Камилла.
– Да он сам к нам прицепился.
– Может, мы могли бы взять его в нашу компанию? – предложила Матильда.
– Правда? – оживился Клеман.
– Что, в «Восьмерку»? – спросил Квентин.
– Подумаешь, поменяем название, – сказала Мари.
– Типа, станем «Девяткой»? – воскликнул Жюльен.
– Нельзя, – возразила Леа. – В память о Манон.
– Какая связь?
– Манон тоже хотела быть одной из нас.
– Что ты несешь? – удивился Квентин. – Она к нам и близко не подходила.
– Потому что она не решалась с нами заговорить. Я вот думаю, может, у нее депрессия была от одиночества.
– Скажи еще, что она покончила с собой из-за нас.
– Нет, но безразличие сыграло свою роль, как и куча других вещей.
Жюльен повернулся к Клеману:
– Чувак, успокой нас скорее. Ты ведь не собираешься покончить с собой из-за нас?
– Чего?
– Ну и дурак же ты! – бросила Леа Жюльену.
– А почему ты спрашиваешь? – смущенно пробормотал Клеман.
– Ой, смотрите, как он побледнел, – заметила Матильда.
– Был красный, стал белый, – сказал Квентин.
– Извини, чувак, – сказал Жюльен. – Мне кажется, у нас у всех день с утра не задался.
– При том что я вам принес офигенную новость, – напомнил Квентин.
Он все еще хотел обсудить план вечеринки на перевале Ванс.
– Я слышал, о чем вы говорили, – признался Клеман. – Хорошая идея попугать друг друга. У меня есть кое-какие соображения, могу поделиться, если хотите.
– А ты что – спец по страшилкам?
– Я люблю фильмы ужасов.
– И какой твой любимый?
– Ну-у… «Изгоняющий дьявола».
– Очень оригинально.
– «Изгоняющим дьявола» сегодня никого не напугать, – засмеялся Максим.
– Можно подумать, до твоего рождения вообще не было стоящих фильмов, – набросилась на него Мари.
– «Изыди ты, нечистая сила! Изыди ты, нечистая сила!» – стал заклинать Максим, изображая священника Меррина, изгоняющего дьявола из девочки Риган.
– Хватит его донимать! – вмешалась Камилла.
– Так, ну вот, Большой Лох снова стал красным, ведь за него заступилась Камилла, – констатировал Квентин.
– Кам права, – сказала Леа. – Не смешно.
– Я могу еще назвать «Без имени», «Звонок», «Репортаж», «Омен», «Затвор», «Нечто», «Приют», «Дитя тьмы», «Иные», «У холмов есть глаза», «Кроваво-красное», достаточно? – спросил Клеман.
Они переглянулись так, будто он только что станцевал перед ними чечетку.
– А какую версию «У холмов есть глаза»?
– Александра Ажа. Она намного лучше, чем оригинальная, Уэса Крейвена.
– Все верно, – одобрила Матильда.
– Не знаю, в курсе ли вы, но у нас сейчас урок, а ворота уже закрыли, – предупредила Мари.
Квентин пристально посмотрел на Леа, которая кивнула, чтобы тот принял предложение Клемана.
– Ну ладно, – сдался он. – Приглашаю тебя, Большой Лох, только это не значит, что ты будешь членом нашей группы.
3
Три следующие недели тянулись для Клемана и «Восьмерки» дольше, чем обычно. Все предвкушали небывало отвязный уик-энд на перевале Ванс. Каждый, соблюдая строжайшую тайну, придумывал свою страшилку (в ущерб итоговому творческому проекту, который должны были готовить ученики первого класса отделения прикладных искусств).
Наступил апрель, приближался срок презентации оригинального произведения. Тему итоговой работы предложил преподаватель – ярый поклонник Абрама Пуаншеваля, современного художника, специализирующегося на перформансах в тесном пространстве. Пуаншеваль получил известность после того, как провел восемь дней в полости, выбитой в огромной каменной глыбе: так он хотел почувствовать процесс окаменения. А еще он провел тринадцать дней внутри чучела медведя, чтобы проникнуться духом этого животного.
В общем, курс современного искусства сильно повлиял на работы лицеистов, перед которыми в этом году была поставлена задача раскрыть тему того, как обогащают нас несхожесть и различия. Некоторые держали свои проекты в полном секрете. Про Камиллу было известно, что она шьет подвенечное платье из туалетной бумаги.
Квентин, не послушав родителей, которые предлагали ему выбрать что-то связанное с архитектурой, работал над произведением искусства, которое должно было всех рассмешить.
Максим говорил о своем проекте расплывчато. Тем, кто его спрашивал, он отвечал, что у него уже готово название: «Жрачка, покер, трескотня».