Тот повернулся к Клоду:
— А колготки щекочутся? Выглядят так, будто щекочутся.
Клод вспыхнул и помотал головой.
— Очень хорошо, — сказала мисс Эпплтон. — Кто следующий? Элисон?
— А у Клода будут длинные волосы?
— Не знаю, золотко. Давай спросим его самого. Клод, ты планируешь отрастить волосы такие же длинные, как у Элисон? Или будешь отращивать средней длины, как у Кэрри и Джош? Или оставишь их короткими, как сейчас?
— Не знаю, — ответил Клод своим туфлям почти шепотом.
— Что ж, нам просто придется подождать и посмотреть, — сказала мисс Эпплтон. — У нас есть время для еще одного вопроса. Элина?
— А ты видел статую Свободы? — спросила та Дэвиса.
— Нет, — ответил тот.
Мисс Эпплтон хлопнула в ладоши.
— Мальчики и девочки, вы задали хорошие вопросы, и вы задавали их мило и спокойно, поэтому я кладу жетончик-печенье в нашу банку, чтобы помочь нам заработать собственную вечеринку с печеньем. А теперь найдем своих математических партнеров для математических занятий. Голубой столик, можете встать и взять свои математические наборы…
На этом все кончилось. Никто не смотрел косо на Клода. Никто не шептал гадости. Коричневая джинсовая юбка и крылышки были не более и не менее интересны, чем поездка в Нью-Йорк, или новая стрижка, или, конечно же, самый обычный потерянный зуб (в обстановке детского сада они вообще теряются с той же частотой, что и туристы). Малыши были, благослови их Боже, слишком заняты собой, чтобы принимать участие в кризисе идентичности Клода. И были слишком пятилетними, чтобы придавать значение кому-то, кроме самих себя.
Когда все строились, чтобы идти на обед, Клод прошел мимо мини-стульчика Пенна и шепнул:
— Теперь можешь идти домой, папа.
— Ты в порядке, малыш?
— Ага.
— Ты уверен?
— Ага.
— Я горжусь тобой, Клод.
— Я тоже тобой горжусь, папа.
На следующее утро малыш спросил за завтраком:
— Сколько времени потребуется, чтобы отрастить волосы до попы?
А Ригель уточнил:
— Сколько времени уйдет, чтобы отрастить волосы на попе?
А Орион зачастил:
— Волосатая попа, волосатая попа!
На Клоде был фиолетовый вельветовый джемпер поверх колготок в радужную полоску. И он снял крылышки.
Права на именование
Детсадовцев так просто не смутить. С точки зрения пятилетних детей, на свете мало что постоянно. Мало такого, что не меняется. Однажды странные загогулины в книжках преобразуются в слова. Однажды из твоего рта начинают выпадать его куски — на самом деле. Однажды самое любимое существо превращается в жалкую мягкую игрушку, и впервые в жизни ты не прочь оставить его дома. Однажды, как по волшебству, ты — р-раз! — и научился держать равновесие на двух колесах. То, что вчера ты мог быть мальчиком, а завтра стал девочкой, не выбивалось из сферы возможного.
Но у детей постарше возникали вопросы, и они не всегда задавали их по-доброму. На переменке на детской площадке третьеклассники требовательно спрашивали: «Почему ты носишь платье?» Восьмилетки тыкали в сторону Клода пальцами в столовой и завывали «ма-а-альчик-де-е-евочка, ма-а-альчик-де-е-евочка!», как полицейские сирены. Одноклассники Ориона и Ригеля из пятого класса говорили близнецам: «Ваш гейский младший братец такой гей!» И когда Клод пытался прыгать через скакалку, забраться на «лазалки» или горку, на него обрушивалась постоянная лавина вопросов: «Ты мальчик или девочка? Ты мальчик или девочка? Ты мальчик или девочка?» — от детей, которые были старше, и больше, и сильнее. Поскольку ответа он не знал, то ничего и не говорил. А поскольку он ничего не говорил, те продолжали спрашивать.
Клод решил, что все равно слишком холодно, чтобы на переменках выходить на улицу, и проводил их в одиночестве в библиотеке. А обедал, поставив сумку на колени, в туалете. Но, несколько раз застав его за этим занятием, медсестра сказала, что ее туалет только для пользования им как туалетом, а не столовой. Поэтому Клод вернулся в туалет для мальчиков.
Мисс Эпплтон однажды задержала его в классе на перемене, чтобы спросить:
— В какой ты идешь туалет?
— Я не иду в туалет, — ответил Клод. — Я иду в библиотеку.
Она глубоко вдохнула:
— Когда ты ходишь в туалет, то куда?
— Туда, куда я всегда хожу в туалет.
— В туалет для мальчиков?
Клод кивнул. Он догадывался, что сделал что-то не то; просто не знал, что именно.
— Почему ты пользуешься туалетом для мальчиков?
— Потому что я мальчик.