— Так ты в Сирию больше не поедешь?
Нина качает головой.
— Нет, хватит.
Марианну так и подмывает все же расспросить ее, но их обрывает мама. Она в очередной раз завелась по поводу долгого ожидания ужина, но тут, слава богу, Джуди зовет всех за стол.
Они вваливаются в столовую, тут-то и начинается полный туши свет. У Джуди есть любимый ритуал: обойти вокруг стола и попросить каждого высказаться, за что он благодарен судьбе. Нудно и противно. Марианна терпеть не может фальшивую патетику.
Нарезая близняшкам индейку, она подготавливает свою речь. Полагалось бы ежечасно возносить благодарность за двух здоровых дочек — это она знает. Ей повезло с семьей, образованием и подлинной человеческой свободой, которая большинству жителей планеты даже и не снилась. Вместо этого внутри так и кипит досада. Женщина, которая, почитай, в одиночку растит близнецов, — пленница своей участи.
Когда-то Марианна верила, что у нее будет все: муж, дети, профессиональный успех и выбор, выбор, выбор — до самого горизонта. Теперь она понимает, что замужество — эта ловушка, в которой с женщины сдирают ее свободу. Так оно было с тех самых пор, как человечество изобрело институт брака, и все женщины испили эту горькую чашу. Только ее поколение сумело убедить себя в том, что в замужестве все может быть так, как тебе хочется: если вечеринка тебе не по вкусу, всегда можно вежливо удалиться. Как так получилось, что самое образованное поколение в истории не в состоянии рассмотреть решеток на окнах, пока не окажется в заточении и за спиной не захлопнется дверь? Если бы ей предложили выбрать фоновую песню для брака, она предложила бы «Отель „Калифорния"».
— Марианна? — Тетя Джуди готова принять ее вклад в вознесение благодарности. По крайней мере, здесь у нее есть свобода отказаться.
— Пас, — произносит Марианна.
— А ты что скажешь, Девлин?
— Простите? — Девлин поднимает взгляд от колен. — Что такое?
— Он тоже пас, — говорит Марианна. — Занят, копается в телефоне.
— За столом никаких телефонов, — объявляет тетя Джуди, и Марианна протягивает руку, чтобы забрать контрабандный телефон, точно строгая учительница. Ладно, она готова краснеть за поведение своих детей, но чтоб о ней судили по поведению Дева за столом — это уж слишком. Пусть судят по ее собственному.
Сжав его телефон в ладони, она поднимается с места. Слышит за спиной благодарный голос тети Джуди, шагает на кухню, открывает ящики, роется среди поварешек, лопаточек и венчиков, пока не находит нужное. Кладет разделочную доску на стол, на нее — аппарат. А потом поднимает над головой молоток для отбивания мяса — как злодей из фильма ужасов — и одним ударом разносит телефон Девлина на мелкие осколки.
ГЛАВА З
Беата
Беата Голдштейн-Хеннесси лежит на полу в подвале родительского дома и размышляет о том, что нынешний день оказался худшим Рождеством в ее жизни.
Она знает, что нездоровые привязанности и ожидания часто влекут за собой муки. Пятнадцать лет назад она была до такой степени уверена в том, что у нее родится девочка, что отказалась делать тест, дабы подтвердить свою догадку. В ее воображении жизнь матери-одиночки наполнялась уроками танцев и рисования, чаепитиями и феминистскими музыкальными фестивалями. Взяв младенца на руки, она испытала шок и поняла, что понятия не имеет, как воспитывать мальчика. Впрочем, быстро оправилась: Оскар ее ребенок, так что, подумала она, у них должны найтись общие интересы. В Беате жила несокрушимая вера в силу воспитания. Да и вообще, пол — не такая уж постоянная величина.
Вот только в споре природы и воспитания Оскар явно оказался на стороне природы. Он устраивал истерики на танцевальных выступлениях, замазывал краской вышитые цветы на комбинезончике-унисексе, а однажды — от такого и умом тронуться недолго — потерялся по ходу летнего фестиваля: его обнаружили на краю поля, он сидел на тракторе и делал вид, что на нем едет.
— Дай парню быть самим собой, Беата, — увещевала ее мать. Матери легко говорить, ей-то повезло, у нее три дочки. — Не дави на него. Пусть живет своей жизнью.
Беатина мама обо всем имела твердые понятия и не стеснялась ими делиться. Порицала избыточную близость матери и ребенка, хотя Беата и давала ей читать просвещающие статьи.
— Оскар должен спать в собственной кровати. Самостоятельность пойдет на пользу и ему, и тебе. Если ты сейчас будешь его постоянно стеснять, подростком он тебе задаст жару.
— Мам, это мой ребенок, — напоминала Беата. — Оставь за мной право на собственные ошибки.