— Как только ей разрешат посещения, я тебя к ней отведу, хорошо? — Марианна гладит маму по руке. — Но только пусть на этот раз Беата сама решает, чего она хочет. Она уже взрослая. — Сейчас явно не самый подходящий момент напоминать, что Беата с Элоизой расстались. — А Оскар — он же подросток. Подросткам положено ненавидеть матерей. Помнишь, как мы с тобой скандалили, когда я была в том же возрасте?
— Чуть до драки не дошло, — повторяет Лидия.
— Да, ты мне как раз про это рассказывала. С папой, да? Из-за Беаты?
— Нет. — Лидия явно запуталась. — С этими протестующими. Я одному дала по голове его же собственным плакатом.
— На Марше женщин?
— Так ему и надо.
— Безусловно. Вот только, мам… лучше бы никому об этом не знать, ладно? Помнишь, что сказал Уилл? Адвокат.
Лидия смотрит Марианне в лицо, глаза у нее явно прояснились.
— Помню, конечно.
— Мне очень жаль, что я не пошла с тобой протестовать, — говорит Марианна.
— И мне жаль, — откликается ее мама. — Мне всегда нравилось брать тебя с собой на такие мероприятия. Моя старшенькая. Такая дерзкая. Такая пылкая. — Вид у нее грустный. — А вот Беата вся в отца.
— Правда? Даже не знаю. Только решительный человек способен в двадцать лет родить ребенка и вырастить его самостоятельно, да еще против материнской воли. Беата у нас, безусловно, боец. И Нина тоже. И я. — Она гладит мать по голове. — Мы все в тебя.
ГЛАВА 33
Беата
Беата открывает глаза. Комнату заливает свет флуоресцентной лампы, от него ломит голову.
Где она? Поворачивает голову, чтобы это понять, — и череп взрывается болью.
— Ох, — стонет она.
Раздается стук, у постели появляется Элоиза. Вид у нее растрепанный и вспотевший.
— Очнулась, — говорит она. — Ты в больнице. Сейчас позову сестру.
— А я тут давно?
— Три дня, — отвечает Элоиза. — Ты получила травму на Марше женщин, помнишь?
— Оскар?
— Жив-здоров твой Оскар. Он не пострадал.
— А родители? — Язык клейкий, неповоротливый.
— У папы ни царапинки. Мама сломала ногу, ей сегодня утром должны вставить спицу. Я вчера ее видела, она просто в восторге от того, что станет бионической женщиной.
Торопливо входит медсестра.
— Вот мы и вернулись. Многие будут этому рады, начиная с этой вот дамы. — Она улыбается Элоизе. — Представляете, Элоиза сидела тут, не отлучаясь.
— Что произошло? — хрипит Беата. Болит все тело.
— Вы упали и потеряли сознание, — объясняет сестра. — Сломали три ребра, одно пробило легкое. Но в целом, должна сказать, вам сильно повезло. — Она проверяет давление, температуру. — Говорить, когда в груди у вас трубка, довольно тяжело, так что побольше молчите, ладно?
Беата кивает.
— Где-нибудь болит?
— Да, — говорит Элоиза. — У нее болит. — И пожимает Беате руку.
Беата возвращает пожатие. Как здорово, что тебя понимают без слов.
— Она поправится, Элоиза. Все жизненные показатели стабильно нормальные. Просто ей досталось. — Она поворачивается к Беате: — Сейчас принесу обезболивающее и добавлю в капельницу. Ладно?
— Спасибо, — благодарит ее Элоиза.
— Расскажи все, — медленно, с усилием просит Беата. Она помнит толпу, сжимающие ее тела, ей ничего не видно. Помнит свой страх — что там с Оскаром.
— Ты рухнула с тумбы, прямо на бетон. На глазах у Оскара. — Она смотрит, что отражается у Беаты на лице. — С ним все хорошо, честное слово. Я не стала бы тебе врать. Он вытащил тебя оттуда, доставил в скорую. Приходил сегодня утром. Боюсь, в ближайшее время его вряд ли удастся затащить еще на какие-то политические протесты, но в целом психика его не травмирована. Уилл за ним пристально следит. Ты должна гордиться сыном. Настоящий герой.
У Беаты в уголках глаз собираются слезы.
— Понимаю, это трудно осмыслить, — продолжает Элоиза. — Плачь, не стесняйся. А главное, не забывай, что ты поправишься. Ребра срастаются, трубку через пару дней вытащат. С сотрясением все не так быстро. Чтобы восстановиться, придется на несколько месяцев бросить работу и много отдыхать. — Элоиза поправляет ей подушку. — Но это не конец света. Могло быть и хуже.
Да, думает Беата. Она могла навсегда потерять эту изумительную женщину — это, собственно, почти произошло. И это стало бы концом света. И ради чего? Против чего она так свирепо сражалась? Против возможности состариться рядом с Элоизой?
Возмущение обратилось в пепел, теперь ее выбор — надежда.
— Выходи за меня замуж, — с трудом выговаривает она.