В самом углу крошечной комнатки высилось накрытое покрывалом и слоем пыли нечто. Терять мне было решительно нечего. Под тяжёлой тканью был спрятано ещё одно сокровище. Красавец рояль.
Меня охватила жадность.
«Нельзя, чтобы оно пылилось здесь. Буду использовать!» - решила я.
Решив начать с некоторых холстов поменьше, я принялась за них. Странные тренировки в зале делали своё дело. Меня никто не учил, однако в библиотеки я не раз находила на столе книги с приёмами. Кто-то подсказывал мне, что надо делать. И я изучала техники, занималась и тренировалась. Мои мышцы крепли. Потому тяжёлый, ранее неподъёмный для меня, холст я вытащила без потерь. Только развалила весь лес из холстов. И на меня в темноте свалилось что-то похожее на статую.
Уже позже вытащив большую часть нужных вещей, я пришла в подсобку с фонариком. Статуей оказался новый труп. На этот раз маг. Как по заказу. Я от неожиданности едва не села на гипсовую пирамидку, но вовремя грохнулась, споткнувшись об одну из коробок.
За две недели я постепенно начала свыкаться с тем, что меня ожидают такие «подарочки». И я чувствовала себя уже немного лучше, а поэтому приблизилась к трупу. Ничего нового, если не учитывать, что у мага были знатные рога и длинные чёрные кудрявые волосы. Он лежал, как святой, сложив руки в смиренном жесте. Кто-то вложил ему между ладоней крокус. С ножки растения свисал крестик.
Мне вспомнилось, что кто-то смутно мне знакомый был выращен в семье священника. В дни этой новой для меня жизни и спустя такой строк… уж не знаю, сколько я здесь. Времени в виде дней здесь не существует. Я могу считать минуты и, каждую минуту я теряю частичку себя, маленькую крупинку, как в тех часах в зале. Моя память предаёт меня постепенно и болезненно.
Меня зовут Кларисса Моргенштерн. Моя мама Джослин Моргенштерн и отец Валентин Моргенштерн. Мой отец – чудовище, а мой брат Джонатан Кристофер Моргенштерн предатель и монстр. У меня был друг. Он человек. Его звали… Сэмми? Нет, нет, нет. Саймон. Я каждый раз произношу его имя вслух, чтобы не забыть. У меня были враги. Я помню только голубые глаза и огонь. Он и она – нефилимы, как я, мама, отец, брат. Был ещё оборотень. Предатель. И старый нефилим – слабак. А ещё маг. Мага я помнила настолько отчётливо, что цеплялась за этот образ всеми силами.
«У него глаза, как у кошки! У него есть кот. Он, как кот. Кот»
А потом память предавала меня снова…
Я уже не помнила, где жила, что любила, что мне нравилось, и чем я занималась. Множество мелочей испарились из моей жизни, сделав её чуть более серой, чем она есть. Серый. Цвет тоски. И я тоскую. По чему-то или кому-то. Уже не знаю.
Я просыпаюсь, когда моя кисть делает последнее, завершающее мановение. Картина полностью поглотила меня. Серое. Вокруг всё серое, пыльное, печальное и брошенное, как я сама. И в центре маг с белым крокусом, сложенными на животе руками и крестом, словно из другого мира, святой мученик. Изуродованное лицо, рога и белые одежды, крокус. Насмешка мироздания. Святым считать проклятое.
Нарисовав то, о чём думала, мне полегчало. И на душе, и в мыслях, только на сердце по-прежнему щемила грусть.
Я по-прежнему не сплю. Пора бы найти уже лекарство от бессонницы в этом чёртовом доме. Но его нет. А на холодильнике ночью замок без вопроса, не открыть. И тогда я взялась за кисть. Все те убийства, безжалостные, кровавые и жестокие. За что?
«Для меня» - пронзила ужасная мысль. «Всех их для меня… Но за что?»
Никто не ответит. Я разговариваю сама с собой. Как же быстро я чокнулась.
Тут всё безжизненное. Я вся в краске и поту. Грязная и такая же отвратительная, как всё вокруг. К чему красоваться? Грязь хотя бы позволяем мне чувствовать себя живой. Я не сдохла, потому что мне некомфортно.
Я плюхаюсь на низкий пуф специально для красавца рояля. С помощью стило всё стало намного быстрее. И почему я раньше не додумалась? Перемещать вещи с помощью рун… знакомое жжение, привкус боли и железа, как вся жизнь сумеречного охотника. Но я насмешка над этим гордым званием. Со злости ударяю кулаком по клавишам. Рояль рыдает истеричной россыпью звуков.
Выдыхаю и нежно заглаживаю следы удара. Рояль не виноват.
«Оп-па! Дождались. Пошли разговоры с вещами! Что следующие?» - цинично уточняет сознание.
Я не знаю, что следующие. Зато, что в конце понятно. Это как книгу начать читать с конца. Я чокнусь и Валентин будет счастлив! Сумасшедшею можно сжечь на костре, потому что она свихнулась! А этот сатанист, нацист и расист запросто исполнит!
«Он меня ненавидит» - улыбка не сходит с моего лица, пока я вожу по клавишам ладонью. «А мне весело отчего-то. Ты меня не достанешь, засранец!» - смеюсь, вращаясь на пуфе. «Может ты меня заточил, папа?» - интересуюсь скорее у самой себя, чем у кого-то конкретно.
Интуиция отрицательно качает маятником. Валентин не терпелив, я это видела. Ему не хватило бы терпения и ума сотворить подобную пытку. Кто? Зачем? Для чего? Список вопросов растёт.
Я достаю из коробки ноты, ставлю на пюпитр и тупым взглядом вожу по значкам и закорючкам. Руны не ноты, так же, как ноты не руны. Роюсь в коробке и нахожу самый примитивный самоучитель. Мой бессонница и мигрень не поколебали моё терпение художника. Я села учиться играть! И пока из-под моих пальцев не появился ручеёк ровной гаммы, я нещадно трепала струны-нервы роялю.
Последующие мои ночи начали протекать за рисованием и обучением игры на рояле. Я стремилась к гармонии. Какая бы и где она не была, гармония будет! Я старательно искала состояние, положение, позу, место, где и как мне становиться спокойно. Я даже рискнула пойти в ту зеркальную комнату. Ни одного образа, только отражения. Скучно.
Прошло ещё пару дней моего заточения. Постепенно это становиться даже обыденно. Два нефилима. Один ждал меня, прислонившись к косяку моей спальни, другой сидел за роялем на пуфе. Я больше не кричу и не отпрыгиваю в сторону. Привыкла? Или просто нашла свою гармонию.
На рояле я теперь могу играть простенькие пьесы, а часть портьер в библиотеки отправилось к чёрту. Я прочитала в одной из книг сказку о Рапунцель и в итоге на стене появилась гигантская картина маслом. Я не жалела сил, плевала на время. Меня отвлекала только вынужденная тренировка и надобность еды.
Кажется, я приспосабливалась. Как там говорилось: «Человек – животина такая. К любой среде приспособиться, с любого дна к небесам доползёт!» И я начала ползти. И жизнь как-то внезапно перестала казаться мне такой удручающей. Всё было по-новому. Я больше не хранила воспоминания и постепенно, каждый день, час, минуту, секунду я забывало всё, что было там, в прошлом. Однако на сердце было всё так же тяжело.
Я – К… Моргенштерн. Мои родители Моргенштерны, брат Моргенштерн. Они – мои злейшие враги, моя семья. О себе знаю только то, что я рыжая и зеленоглазая. Я живу почти без прошлого. Я учусь жить заново. Живу сегодня. И мне хорошо.
Здесь нет никого. Никого, кого бы я могла видеть. Но обо мне заботятся и наблюдают. Я хочу узнать ЕГО поближе. Может однажды… ОНО покажется? А пока, я существую здесь и буду существовать. В эту секунду, в эту минуту, в этот час и день. Я начинаю жить с чистого холста.
Конец Pov Клэри.
***
«Иногда по ночам я слышу тебя… почему? Вместо снов, хочу послушать» - девушка закрыла глаза за роялем. Сон очаровал её.
«Я открыл глаза. Я был чист, словно белый холст. Мои воспоминания размыты, я не хочу их. Теперь всё яркое, и я запомню мир таким. Святые слова жгут горло, ну и пусть.
Я… Теперь вампир.
Сначала был холст… а потом я взял краски. Я нарисую себя заново. Я найду тебя, Клэри. И мы нарисуем вместе. Подождёшь?»
А потом мир распался на множество осколков… Девушка проснулась.
========== 6. Новое родиться из старого. ==========
ONE OK ROCK – Smells Like Teen Spirit
The Rasmus – First Day Of My Life