Если Анна из тех, чьё тайное имя Сирена*, то вряд ли он сохранит свою волю. Но Бод наслышан - сирены никогда не обманывают, они действительно дарят то, что обещают. Не зря мужчины, зачарованные ими, выбрасывались с кораблей в море...
"Что за безумство - я же не мальчишка? Мальчишка?!" - вдруг ужаснулся он открывшейся перед ним на мгновение странице будущего, готового скоро исполниться.
Холодная испарина выступила на лбу...
Мост разрушился.
Мост разрушился с её стороны. Так быстро, что у него от неожиданности сжало в груди, стало нечем дышать, зато чары исчезли, и отрезвела голова.
Он зевнул - полегчало в груди...
Никого не удивил короткий вежливый зевок в кулак. Что в этом такого: поздний гость в хлопотах провёл весь свой день, а вот смотри ж ты - зашёл, и не с пустыми руками, расстарался - принёс знатный гостинец.
Исчезло напряжение первых минут.
(Бод подумал: надо будет иметь это в виду!)
Ему заулыбались, стали приглашать к столу.
Бод поставил подарок, полный медовый бельчик, на лаву. Соблюдая приличия, осторожно, чтобы не коснуться им двоим руками, протянул Анне узелок с леками - травами полнолуния. Люди не сводили с них глаз, а держать, - как он говорил себе, - "туманить" их мысли Бод не хотел. Загадочная, таинственная Анна была рядом. Кто знает, что из этого могло выйти?
В окружении семьи, за большим чисто выскобленным столом их посадили друг напротив друга. Но то, что происходило за столом, не могло их интересовать. Анна не поднимала глаза - боялась, что опять остановится время; и она, и этот мужчина опять окажутся лицом к лицу наедине в странной светоносной пустоте, а всё вокруг отодвинется, отступит куда-то...
Бод...
Бод старался не смотреть пристально ей меж бровей, и, расслабив взор, гладил мысленно её щёки, шею, маленькие белые руки. Уж это удовольствие он мог себе позволить, пока Анна отводила глаза.
Много раз менялась лучина в лучнике. Закончилась неспешная трапеза и закончился вежливый разговор. Кондрат был доволен гостем: и почему не знал он раньше этого человека? Эх, толковый мужик, и - сам себе голова!
Боду пришло время распрощаться и уходить. На пороге он поклонился хозяевам:
- Будьте здоровы!
Взглянул на Анну: "ТАК я приду снова!"
Анна неожиданно для себя поняла - этому человеку не нужно быть рядом, чтобы быть услышанным. Но отчего-то влажными стали её глаза. А потом сквозь пелену готовых пролиться слёз она увидела, как гость, шагнув за порог, остановился на мгновение и развернулся было назад, словно собираясь вернуться.
Это чародей, чувствуя себя рыбой, попавшейся в сети, трепыхнулся в ответ на её мысли, но вовремя сообразил: что подумают домочадцы? И шагнул в темноту за дверью.
Кондрат вышел следом открыть гостю веснички и запереть за ним, спустить собаку и справить во дворе всё, что полагалось справить к ночи.
Бод спешил домой.
Ему необходимо скорей уединиться, обдумать всё, что произошло между ним и Анной в этот день. То, что он встретит сирену, было почти невероятно - сирены редко являлись в этот мир, чтобы потом о них столетиями жили легенды. И легенды ошибались, собрав сирен на остров в Греческом море. Нет. Один раз за много-много лет рождались они в разных местах и у разных народов. Были такие земли, в которых сирен умели отличать от обычных девушек. Там их прятали в гаремы, и мир порой удивлялся, когда в память о своих возлюбленных великие цари возводили удивительные дворцы, разоряя себя и свой народ...
То, что Анна Берёзкова была сиреной, для него теперь казалось несомненным: слишком большую власть над ним обрела эта женщина! Но что-то у него не сходилось. Два года, или около того, прошло, как Анна вернулась в Речицу. И он, Бод, - самый многообещающий ученик двух самых могущественных храмов, он, посвящённый чаровником-мельником в секреты древнего волшебства, - принимал Анну за простую горожанку?
И Анна ждала Бода, чтобы обрушить на него колдовство сирены?
Да половина мужчин города должны были перебить друг друга, пока чаровница не досталась бы одному - только это способно обезвредить её власть над ними! Или же Анна - не истинная, не прирождённая сирена? А что за видение пронеслось перед тем, как она так резко, болезненно разрушила мост, по которому летели навстречу друг другу их мысли? Что за парень утонет в холодном Днепре с её именем на устах?
Бод скрипнул зубами - откуда эта игла под сердцем?
"Чародей - да ты влюблён?
Не заблуждайся, не сбейся с пути, чародей! Разве любовь к женщине имеет смысл и ценность для тебя?" - спрашивал он, копаясь в собственной душе.
"А если это так? А если - да? И нет, и не будет другого ответа!" - неожиданно отозвалось внутри.
Он умудрился заболеть, и не хочет становиться здоровым.
Ах, Анна, Анна!
Видеть её - мука, и не видеть - ещё большая мука!
...Завтра надо готовить к зиме пчелиные семьи. Да, завтра он выбросит из головы странные мысли и займётся делом...
...И вот ещё что не даёт ему покоя: Анна испугалась - чего? Она разрушила мост... Почему? Не хотела, чтобы открылось грядущее, или...
Бод опустил веки: внезапный страх, как в тот миг, когда смотрели они друг на друга, повторился. "Анна открылась навстречу мне, а я, - это я-то! - испугался. Чёрным сомнением ударил!" - Бод впервые в жизни обругал себя. "Оттого и отгородилась! Если она простая женщина, то сейчас плохо ей - страхи, как и тёмные мысли, подобны стрелам разящим".
Бод уронил на ногу горячую жаровню и охнул от боли:
- Я сбился с пути и разум мой затуманился!
Он готовился, творя особые заклинания, потоптаться по угольям босыми ногами, очиститься от разрывавших его противоречивых страстей.
...Угли рассыпались, Бод понял, что не до заклинаний ему сейчас.
...Сон не идёт к нему.
Сердце просит сейчас же проверить: услышит ли его Анна? Нет, не рядом они, нет, не глядят в глаза друг другу, но знает Бод - научен, что делать, как послать птицу-мысль. Человек услышит его, но ответить чародею сможет лишь чародей. Если Анна откликнется, то ему надо спасаться - сирена сделает его своим рабом. Если же нет?
Бод зажёг не лучину - восковую свечу: и, обнеся себя по кругу свечой, оставил пламя гореть. Сел, подогнув ноги, сильно выпрямившись в спине, положил обе руки на развёрнутые колени, ладонями вверх, и произнёс, мысленно рисуя Анну: "Голубка, Анна, будь спокойна. Анна, Анна, Анна..."
Она не отозвалась. Но ответом стала золотисто-сиреневая волна: окружила, обласкала и отхлынула. Осталась гореть ровным высоким пламенем одинокая свеча, только чародею показалось, что холодной пустыней стал его дом. И жгучее желание, необходимость видеть Анну перечеркнуло все другие мысли.
Бод решился на самое тёмное колдовство, которое никогда бы не стал делать в другое время и для другого человека. Оно - тяжкое, мрачное, подвергает тело опасностям, предусмотреть которые нет никакой возможности. Оно не стоит того, чтобы тратить на него жизненную силу. К тому же Бод много лет назад по зову сердца принял греческий закон*, и осуждал древнюю, слишком древнюю эту магию, уравнивавшую человека и дикого зверя. А что до остального, подвластного ему, - как ни странно, он не видел никаких противоречий, в том, что он, - христианин, - честным трудом кормится на этой земле, да ещё помогает людям, пользуясь собственными неслыханными знаниями и способностями. И чародей до сих пор не сделал людям ничего плохого, не нарушил привычного течения их жизни, не испугал, а ведь это было нелегко. Уж он-то знает, как порой трудно действовать в окружении сонма условностей, запретов и предрассудков...
...Бод достал нож.
Странная, плотная, как будто осязаемая темнота неслышно расползлась в доме и облекла собой человеческое тело. И в этой плотной, вязкой темноте, мешающей движениям, тело забилось, страдая тысячей болей. Человек не видел, не мог знать, что колдовская тьма, вызванная им же самим, не покрывает обожженную угольями ногу...