Командир корпуса генерал-майор Лизюков метал гром и молнии. Он приказал следующей ночью овладеть Сычевом. Одновременно командир бригады решил из части батальона связи и обслуживающих подразделений создать небольшой отряд, которому было поручено ночью совершить обходный маневр и ударить по Сычеву с тыла.
...4 февраля. Бушует вьюга. На фронте относительно спокойно. Роты моряков заняли исходные позиции. Люди сильно устали, но бодры. Делалось все бесшумно, без суеты и нервозности. Ровно в десять вечера, как и было намечено, заговорили наши пушки и минометы. Артподготовка продолжалась десять минут. На восьмой минуте моряки поднялись.
Двигались ускоренным шагом. Командиры поторапливали матросов, стремились как можно ближе подойти к огневому валу. Враг встретил наступающих сильным огнем. Бой оказался упорным. К рассвету отдельные подразделения ворвались в деревню Давыдково, однако полностью разгромить врага не удалось. К тому же капитан второго ранга Теплянинов и батальонный комиссар Шейкин, вместо того чтобы закрепиться в деревне, на рассвете возвратили подразделения на исходные позиции.
И второй бой оказался неудачным для моряков... Командир корпуса негодовал. Теплянинов и Шейкин по его приказу были отстранены.
5 февраля в 10 часов утра я по срочному вызову явился к командиру корпуса. В небольшой комнате добротного дома вполуоборот к двери стоял незнакомый мне генерал, на скамейке у печки сидел военком бригады Муравьев. У двери навытяжку стоял капитан первого ранга Сухиашвили. Он был без головного убора, утомленный и бледный.
Небольшого роста, коренастый генерал резко повернул голову к Сухиашвили и посмотрел колючим взглядом на его угрюмое лицо. На груди генерала сверкнула Золотая Звезда Героя Советского Союза, под нею — орден Ленина и несколько других боевых орденов. «Лизюков. Вот он какой!» — подумал я, выжидая момента представиться. С минуту он молча, взглядом, полным укоризны и негодования, смотрел на капитана первого ранга. После затянувшейся паузы Лизюков заговорил быстро, твердо, решительно. Видно, не мог он сдерживаться и дал волю своему гневу, совершенно не стесняясь в выражениях.
— Вы, Сухиашвили, не на капитанском мостике находитесь! Вы сейчас общевойсковой командир! У нас, на земле, другое управление войсками. Потеряли его на пять минут, и пошло все кувырком. Это азбука! Она ясна любому взводному командиру. А вы ее не усвоили. В самом начале боя вы умудрились потерять управление войсками!..
Сухиашвили молча, утомленными глазами смотрел на комкора. Говорить было нечего, к тому же комкор, как видно, не терпел возражений. Мой взгляд остановился на Муравьеве. При мне комкор ни разу не упомянул его имени. Но по красному, вспотевшему лицу дивизионного комиссара, по его широко раскрытым глазам я понял, что разговор с ним уже состоялся. Было видно, Муравьев мучительно переживал неудачу.
Оставив на время Сухиашвили, комкор резко повернулся в мою сторону. Глаза его сердито горели.
Я представился.
— Что скажешь о Шейкине? — спросил он резко.
— Плохого ничего не скажу. Дельный комиссар...
— «Плохого ничего!..» — иронически прервал меня комкор, понизив голос до шепота. Он подошел ко мне вплотную: — Какой же к черту «дельный», если поддержал преступный приказ?! — повышая голос, спросил Лизюков.
— Думаю, по неопытности так получилось...
— Взгляните на него! — обратился он к Муравьеву. — Защитник явился!.. Кого вздумал оправдывать? Подумайте только! Ворваться в деревню ценой большой крови, а потом захваченное преподнести врагу на блюдечке... И после этого вы, начальник политотдела, безответственно распространяетесь о какой-то «неопытности»! Да как вы смеете так говорить? Кто вам дал такое право? Вы же за преступное поведение этого Шейкина головой отвечаете! Да, да! И вы сюда явились объяснять, а не защищать разгильдяев! Деревню сдали не за понюх табаку!
Лизюков кричал все громче. Лицо его покрылось красными пятнами.
— И позорно сдали ее Теплянинов, Шейкин и, если хотите, вы, как человек, всецело отвечающий за действия комиссара батальона! Вам понятно это или нет?
— Я не оправдываюсь, товарищ генерал! И Шейкина не защищаю. Но до этого случая комиссар первого батальона показал себя дельным работником...
— Что ты будешь делать! — Лизюков хлопнул руками по бокам. — Плевать я хотел на то, как он «показал себя»! Мы судим о том, что сделал сейчас.