Теперь зная, что означают все эти значки на контрольной панели, я понял, что меня беспокоило. Кроме надписи, про которую я упоминал, про ошибку пробуждения, было еще сообщение «Внимание! Низкий заряд батареи». Артефакт истратил свою силу и мог разрушиться. Несмотря на почти заученную страницу, с управлением пришлось повозиться. Одно сообщение сменяло другое, рассказывая о внутренних проблемах в саркофаге. Жаль будет, если он сломался совсем, в замке бы он многим пригодился. Но, может, эльфийка сможет его починить. В легендах их описывают как магов великой силы и огромных знаний. Мол, могли вернуть мертвого к жизни и ходить между звезд. Вот и узнаем правду от них самих.
Нажав на соответствующие места, я запустил «процедуру вывода из гибернации». То, что я вначале принял за панель из обсидиана, называлось «контрольной панелью» и было, по сути, окном внутрь артефакта, в котором показывались результаты протекающих в нем процессов. Как, выглянув в окно кареты, можно узнать, на каком этапе пути ты находишься и сколько времени осталось до заката.
После нажатия на последнюю подсвеченную точку экран (да, я теперь знаю, как эта штука называется) очистился, и появились цифры. По моей прикидке, до пробуждения оставалось около получаса. Это время и потратил, чтобы записать все это в дневник.
Первое время внешне ничего не происходило. Затем за стеклом появился воздушный пузырь, быстро увеличивающийся в размерах. А тело эльфийки плавно опустилось на ложе. И как она там дышала, водой же дышать нельзя, точно знаю. Пока плавать научился, вдоволь нахлебался. Затем с ее кожи начали отпадать опутывающие ее «датчики». Вот еще одно слово, которое перевести не удалось, понятно, что они что-то узнают про нее, ну, там температуру или пульс. Но слова с таким значением в разговорном языке не было.
Наконец, крышка саркофага открылась. Эльфийка спала, но теперь делала это, как обычный человек, ее грудь вздымалась при вдохе, и само дыхание было слышно. Тихонько положив на край саркофага свою запасную рубашку, я вышел из зала. Мало ли какими были обстоятельства, при которых она туда попала. А если учитывать, что основное предназначение таких артефактов — лечение, то мало ли, вдруг ее из боя выдернули. Сначала влупит заклинанием, потом извинится перед кучкой пепла. Еще и фонарь пришлось оставить, мне-то уже привычно подниматься по этой лестнице в темноте, а ей, скорее всего, нет. Пока она не вышла, у меня как раз будет время приготовить еду и описать эти события.
Глава 3
Со стороны тамбура раздались хлопки и топот, видимо, ремонтники вернулись, отложив планшет и очки, я вышел навстречу. Заодно и разомнусь, и мысли в порядок приведу.
— Ну, что там? — спросил я у отряхивающихся от налипшего снега отца и Подгорельского.
— Да, мелочи. Растяжка лопнула, вот мачту и положило. Но кувалда и вездеход с тросом творят чудеса. На скорую руку подлатали, сейчас оборудование перезарядится, и должна появиться сеть. Криво, конечно, там всю секцию мачты менять надо, сильно ее покорежило, сначала ветром, потом мы. Но это надо отдельно машину посылать, — рассказал папа.
— Пока сильного ветра не будет, простоит, — добавил дядя Яков. — Костя, ну что там? Соединился? Ты там скажи своим, пусть со связистами порешают, — погромче сказал он в сторону кабины.
— Есть связь, нормально. Отряхивайтесь быстрей и по креслам, скоро стемнеет, и без того почти по приборам идем, а тут лес под нами начнется, а сканер стволы через раз видит.
Это верно, промороженные почти до стеклянного состояния ветки от плотных скоплений снега и льда сканеры машин не отличают. Пустоты, особенно большие — легко. Но разобраться в этот мешанине мог только человек своим чутьем и опытом. Это место, где зимняя дорога пересекала засыпанный по самые верхушки лес, было самым опасным участком. По прямой только по картам дороги проходят, а по земле всегда виляют из стороны в сторону, где ямку обогнет, где выход камня, который проще объехать, чем срубать или отсыпать поверх него. Вот и вьется дорога струйкой дыма. И водители не жалуются, на такой дороге не уснешь, психологическая усталость медленнее копится, глаза не замыливаются однообразностью.
— Кость, тебя, может, сменить? Вон сколько баранку крутишь, — спросил дядя Яков.
— Не, пока нормально. Если что, за лесом поменяемся.
— Договорились, мы пока перекусим на ходу. Не боись, оставлю я тебе сала, — рассмеялся в конце Подгорельский.
Насколько я знаю, самое вкусное сало получается только у него, каким бы оно ни было, хоть простым соленым, хоть копченым или по какому-нибудь заковыристому рецепту, которых он знал множество. «Дык, я только удачными образцами хвастаю, неудачные сам лопаю», — всегда смеялся он, поглаживая кустистые седые усы. Не знаю, насколько это правда, но всегда приготовленное им сало уходило мгновенно. Вроде, и кусок достанет большой, и нарежет тоненько, а кончается, как снег на сковородке в печи, мигнуть не успеешь.