– Проздравляю! Проздравляю! Уж вы там, ребятишки, тово, не подгадьте… Покажите немчуре кузькину мать.
Вой сливается в истерические выкрики.
Последний звонок… Последние напутствия, утешения, вздохи, ахи, проклятья, благословения, совета, просьбы, обещания, клятвы…
Толчок, царапающий нервы, лязг буферов…
Нам машут с платформы платками, полушалками.
Сдвинулись. Жалобно гукает и стонет паровозная глотка. Паровоз жарко задышал дымом.
Тысячи глаз, мокрых от слез и напряженного любопытства, тянутся к нашим вагонам. Толпа пришла в движение, смяла патрули и бросилась вслед за убегающими вагонами…
Медленно уплываем от дебаркадера на Запад, в ласкающую мягкую синь августовского вечера.
Город, утопающий в складках тумана, мигает нам сотнями красноватых языков.
Отчаянно рыдающие, до бесчувствия однообразные переборы гармошек в каждом вагоне.
Это новобранцы запивают тоску.
Волны звуков сливаются в кошачью симфонию. С непривычки хочется удариться головой об стенку вагона и заснуть…
Едем, едем, едем.
Неподвижно стоят по сторонам ветвистые пирамидальные ели, пихты и сосны. Тяжелые иглистые прутья ядрено-зеленеющих деревьев четко вырисовываются в плотной голубизне нависшего над лесами неба.
Рассекая прозрачно-чистый и звонкий, как хрусталь, лесной воздух и ломая лязгом скрипучих вагонов чуткую тишину подкрадывающиейся с севера осени, скользим по лоснящимся стальным путям вперед и вперед.
Долго стоим на узловых станциях, на разъездах.
Скорость – двести километров в сутки.
В каждом вагоне солдат с винтовкой.
Это – наши «дядьки».
Точное назначение дядек неясно ни нам, ни им. В общем они должны нас охранять. От кого? От чего?
Но само собой разумеется, что они должны блюсти «порядок».
В головном вагоне едет ядро охраны из пятнадцати человек под командой старшего унтер-офицера. Наши «дядьки» подчинены ему.
В каждом вагоне множество туесов, боченков с пивом и бражкой…
Пьянка. Веселье.
– Веселись, душа и тело…
– Отечеству защищать едем!..
Песни – озорные, лихие, буйные. Пляс. Пузырится, хрипит гармонь…
На каждой остановке все вываливаются из нутра вагонов на платформу.
Бесстыдно пристают к бабам, к девушкам, продающим ягоды, молоко…
На каждой остановке – драки.
Вагон на вагон. Стенка на стенку.
– У-р-р-ааа!!.
Заводские на деревенских.
Уезд на уезд.
– У-р-р-ааа!!!
В Вологде догнали эшелон новобранцев-вятичей, отправляющихся в Москву в пехоту.
Через пять минут разыгрался форменный бой. Первое «крещение».
Вятичи в драке виртуозы. Пехота одолела императорскую гвардию.
С диким гиканьем, с соловьиным разбойным посвистом гоняли вятичи наших под вагонами, обстреливая щебнем и увесистыми талями.
Некоторых угнали в июле за станцию, ловили поодиночке и избивали.
Человек двадцать получили серьезные ранения: головы и лица в синяках, в крови.
Одному распороли финкой живот.
«Дядьки» наши не вмешиваются ни во что. Им выгоднее, чтобы новобранцы скоротали дорогу за такими «занятиями», чем задумывались над тем, кто, куда и зачем их угоняет.
Когда драка приняла особо значительные размеры, грозившие целости «государева имущества», каким являются сейчас новобранцы, начальник конвоя вызвал для ликвидации драки городскую пожарную команду. Старинный русский способ. Помогает между прочим.
Я впервые за всю жизнь наблюдал бравых пожарных в роли водворителей общественного порядка.
Армейскую пехоту с грехом пополам утихомирили, усадили в вагоны и протолкнули на московскую линию. Нашу партию собирали два часа.
Двенадцать душ так и не нашли. Пропали без вести. Как в настоящем «сражении».
«Дядьки» и вагонные старосты сбились с ног. Начальник конвоя, топорща прокопченные трубкой рыжие усы, грозил нам с подножки своего вагона:
– Хулиганы!.. Драчуны!.. Подождите! Дай бог только добраться до Петербурга, Там вам покажут. Возьмут голубчиков в оборот. Всю дурь повытрясут.
Но это говорится «для проформы». Все начальство понимает, что этим способом новобранцы изливают свою тоску, и что, не будь этого, они начали бы громить что-нибудь более важное с точки зрения «государственных устоев.
В вагоны натаскали груды щебня и песка. Во время движения поезда настежь открыты обе двери теплушки. И горе прохожему, попадающему в «сферу досягаемости».
Его обстреливают градом камней.
Когда камень удачно попадает в висок или в темя прохожего, из вагонов несется одобрительный хохот. Рукоплескания приветствуют меткого стрелка.