— Здравствуйте-здравствуйте, — заговорщически напела та, похлопывая ученика по лопаткам. — Иди, поищи в ящике стола кое-что.
Ах вот, для кого эти тапки циклопных размеров! Для римских лауреатов! Он прошоркал к столу, чуть пошатываясь, и плавно выдвинул шкафчик.
— М-м-м, чудесно, — в раскрасневшейся ладони материализовалась коробка конфет. — С коньяком!
Пу! На что преподавательнице этот дурацкий алкоголик?!
— Кхм-кхм, — напомнила я ей о своём существовании. — А… скажите, пожалуйста, Надин Дмитриевна… каков результат прослушивания?
Женщина, счастливо сплётшая ладони и наблюдающая за Соколовым, самодовольно вскрывающим опохмел, повела бровью в мою сторону и удивлённо моргнула.
Ага! Я всё ещё здесь!
— Так, Регин, — она ласково улыбнулась. — Ты безголосая. Петь не умеешь, только интонировать, и то временами фальшиво. Возможно, о понятии «слух» ты даже не слышала, потому что слышать по природе твоей не чем… Диапазон скудненький, тембр бледненький, опоры нет. Есть тремоляция… Приходи на следующий год, может, найду место.
Я обмерла, лишь блуждая взглядом между красных губ, изрекших приговор, и мужских, по которым проскользил кончик языка.
— Надин Дмитриевна, чего это вы с ней так мягко? — хохотнул Соколов, забрасывая в рот круглую конфету.
Она была практически чёрная, как и его шевелюра.
___________________________________
"В траве сидел кузнечик" — Детская песня, сочинённая Николаем Носовым и Владимиром Шаинским.
Глава 6. Кукарача
Шоколадный кругляшок скрылся между полных приоткрывшихся губ. Кирилл вдруг поморщился, продолжая упорно жевать свой презент. Надеюсь, в эту секунду ему стало также горько, как и мне. В висках запульсировало, в рёбрах взвихрилось волнение: я чуть не спасовала. Готовилась ведь к худшему, но представить его настолько уж безнадёжным не хватило фантазии! Мне нужно было стерпеть минуту…
Всего одна минута, и у любой скандальной сенсации истекает гарантия на удивительность!
Правда, соколик-алкоголик продолжил подливать коньяк в огонь…
— За издевательства над «Кузнечиком» можно было и обматерить, — спасибо, что не втащить! — Как раз перед уходом, — хохотнул парень.
Нашёлся блин, гринписовец! Стоит едва ли не синий, подсказывает!
— Да, за «Кузнечика» обиднее всего, — спокойно согласилась Надин Дмитриевна. — Собирайся, Регин. Не будем больше отнимать время от занятия Кирилла.
А-а-а?! Это я виновата, что он опоздал с бодуна?!
Ну вот и всё… Не слетающая с губ Соколова добродушная улыбка ну никак не соответствовала озвучиваемому им сарказму. А преподавательница казалась непреклонной.
Кирилл нагнулся к нижнему глубокому ящику в столе. Открыл. Достал из него красную кружку, на которой было написано: «Sokolov».
Да у него ещё и кружка здесь своя, личная!
Меня тронуло белой завистью.
— Иди-иди, девочка. Не задерживай нас, — кивнула в сторону двери Надин. — Уже восемь минут!
Игнорируя поторапливания преподавателя, явно намекающего на начало занятия, парень подцепил за ручку кружку и вразвалочку двинулся в сторону столика в глубине кабинета. Видимо, за чайником. А в другой руке он держал новую коньячную бомбу, прихваченную с собой из коробки.
Нет. Так просто я не уйду!
— Спасибо вам за критику, Надин Дмитриевна, — кто она там? Бывшая певица в театре? — Мне было важно услышать именно ваше мнение…
Надин, подошедшая к двери и схватившаяся за ручку, опешила, а я, по ощущениям, побагровела.
Вторая конфета так и осталась занесённой у рта притаившегося возле журнального столика Кирилла. Он, не скрывая любопытства, обернулся и окатил меня изумлённым взглядом с ног, замёрзших в тапочках, до немытой головы. Больше он не улыбался.
— Пожалуйста, — наконец, важно кивнула преподавательница, глянув на меня из-за плеча.
Успела приоткрыть створку, но вдруг замедлилась. Ну точно истероид! Падка на лесть!
— Возьмите меня! Я хочу научиться петь! — затараторила я, пока Надин впала в сомнения. Подбежала к двери, протиснулась между ней и Надин Дмитриевной.
Мы же обе понимали, что на «будущий год» на самом деле означало «уходи и не возвращайся никогда больше».
— Вот уж глупости не говори! Зачем тебе это? Только меня без толку измучаешь!
— Я всему научусь!
— Сомневаюсь… у тебя нет таланта.
— Зато я трудолюбивая! — рыкнула я на преподавательницу и моментально охладела от ужаса.
Её равнодушные глаза округлились, накрашенные ресницы вздрогнули, а алый рот слегка приоткрылся, практически уже изрекая смертельно ранящее возражение. Но вот в кабинете повисло молчание…