Затем опомнился: увидел Рому, кивнул ему. Дашу смерил скептичным взглядом и, уцепив с пола рюкзак, демонстративно направился в сторону арки. Его не уложенные, стремящиеся стать полноценными кудрями волосы, чуть взметнулись надо лбом и пропали из виду вместе с ямочками на усмехающемся лице.
— Я регистрироваться! — бросил Кирилл, уже удаляясь.
— Он пошутил? Или реально мне угрожал? — первое, с чем я обратилась к весело переглядывающимся вокалистам.
— Фиг его знает, Ра. На всякий случай, оборачивайся почаще.
❤❤❤
В чёрных непроницаемых кулисах гулял холодок. Ведущий сидел в темноте и перебирал списки выступающих. А я беззвучно бродила то в ближайший к краю сцены карман, то в дальний, и пыталась совладать с расшалившимися нервами. Мой выход через один номер…
Два с лишним часа пролетели незаметно: мы оставили верхнюю одежду в гардеробе, в перерыв отметились у ведущего и получили возможность, пока за столиком жюри образовалась пустота, подержать микрофон на сцене. В блоке выступало порядка сорока с лишним участников, и каждому выделили секунд по тридцать. Везло, если в песне оказывался короткий проигрыш, и вокалист успевал вступить с минусовкой. Это был мой случай и… пока что самые страшные тридцать секунд в жизни!
Я увидела гигантский пустой концертный зал, скрывающийся в полумраке: бардовые ряды партера и балкона разделяла тень ниши так, что всё это напоминало раскрывающуюся тебе навстречу пасть. В её середине, где должен был виднеться «корешок языка», стоял длинный узкий стол с четырьмя настольными лампами. Они кровожадно путали сознание и предназначались будто для операционных… на мгновение глаза обманули меня и вместо толстых ручек, выверенно лежащих рядком вдоль бумаг на судейском столе, я обнаружила скальпы… Бр-р-р!
«Перерыв. Какая пустота в зале», — подумал бы зритель. И даже не догадался, что правые и левые хлипенькие кулисы забиты, как консервная банка шпротами, вокалистами: скучающими, трясущимися, осуждающими, зевающими, артикулирующими, в вечерних платьях и костюмах, в одеялах и даже с бигудями на голове! Я промелькнула по их «рыбьим» лицам, как в замедленной съёмке, борясь с головокружением, и уставилась в одну меркнущую в глазах точку в зале. Там, где предполагаемо сидел звукооператор.
Из трёх лежащих у моих ног кубов повалил знакомый звук, а на лицо упал отрезвляюще резкий свет прожекторов. Я. В ярко-красном платье на бретельках, чуть достающим до колен и усыпанном пайетками. Дрожу. Решила, что ослепла: кругом всё стало белым бело, как в душевой кабинке, обнесённой кафелем. Но если позволить голове чуть опуститься, то в глазах начинали рябить красные расплывающиеся кружочки, отражающиеся от наряда…
Сердитый контрабас забубнил вступление. Щелчки пальцев, раздающиеся между нагнетающих «бо-о-ом», не давали случиться тишине. Я поднесла ко рту микрофон с синей наклейкой и больше не воспринимала ничего, кроме звуков минусовки из мониторов. В горле загудело, голос зазвучал, песня запелась — а я в предобморочном состоянии…
— Стоп! Спасибо, — раздалось внезапно. — Настроил. Следующий.
Я развернулась на не сгибающихся онемевших палочках для суши вместо ног и заковыляла в кулисы. Уже отдавала себе отчёт: демо-версия музыкальной экзекуции не вселила в меня уверенность. Лучше бы сразу вышла на суд к жюри! Убийцы ведь сразу вонзают нож в тело жертвы? А не отпиливают ей перед этим палец для пробы острия?
Я дождалась Дашу и Рому после их саунд-чека. Надин Дмитриевна доверила им портативную колонку для распевок, и мы не стали смотреть начало блока в зале. Прошлись по коридорам, поднялись на верхний этаж и нашли спокойный закуток, где и отрепетировали по нескольку раз свои номера. Наверняка где-то в тот момент распевался и Соколов, но он предпочёл держаться от нас подальше. Мы вернулись в зал: меня усадили на один из ближних рядов и вложили в дрожащие руки камеру: Ковалёва регистрировалась на конкурс ещё в сентябре, поэтому оказалась в конце всего лишь первой десятки. Я снимала голосистую Дашу, восхищалась, но по большей части думала о том, что ей повезло. Чем меньше ты маринуешься в кулисах по времени, тем, вероятнее, психологически проще идти на сцену.
Затем она пришла ко мне в зал, розовощёкая, разгорячённая, несмотря на короткий рукав, и я не смогла отказать себе в удовольствии посетить туалет третий раз за последний час. Вышла, а Рому так больше и не увидела. Даша предупредила, что он занервничал и решил ещё раз распеться…
Поэтому за кулисами прямо перед своим выходом я осталась в устрашающем одиночестве: лишь одна девушка готовилась сменить другую. Народ схлынул после саунд-чека и рассосредоточился по коридорам, изредка выглядывая одной головой из-за двери.