От третьей версии меня обдало вихрем трепета, проникающего острыми иголочками в пальцы, рёбра и низ живота.
❤❤❤
— Чем больше и дольше поёшь, тем лучше раскрываются джазовые песни! Им нужна многолетняя выдержка, прям как коньяку! — посмеялась Надин. — Ну что ты, устала уже?
Я кисло улыбнулась, остерегаясь снова покоситься на Кирилла. Вдруг бы от одного лишнего взгляда мой рассудок дал трещину… но вечер оказался приятный. Особенно, если не думать, что уже через сорок минут сюда придёт Эля. Наверное, при параде. И, наверное, благословлённая своим зовом сердца не только смотреть на эти ямочки, но ещё и прикоснуться к ним губами…
— Тогда занятие закончено, — развела руками Надин, потянулась и стала приподниматься с дивана.
— К-как? Я думала, отдохну и продолжу… — вырвалось у меня беспокойно. Меня впервые отпускали пораньше с вокала, да ещё и настолько… — Надин Дмитриевна, только половина же прошла! Я могу петь дальше!
Сейчас, когда она предложила прерваться, я почувствовала, что… соскучилась? Не хотелось уходить, возвращаться только в пятницу! Ещё и следующий конкурс неизвестно, когда… В конце концов, пускай дальше наблюдают за мной, как за подопытной, и смеются! Это даже мило и весело!..
— Нет, не надо. Не переусердствуй, — отрезала она. — У тебя уже голос начинает проседать. Песни нелёгкие… — я всё-таки переметнулась на Кирилла, задумчиво приглаживающего волосы, и поймала его кроткий взгляд. — У меня к вам просьба будет… — вдруг утрированно ласково заговорила преподавательница. — Поможете нарядить кабинет? А то я это дело терпеть не могу! Но в этом году есть праздничное настроение. Вон, — она кивнула в угол за колонкой возле окна, — две коробки игрушек муж сегодня привёз.
Я направила все внутренние ресурсы организма на то, чтобы не улыбнуться слишком очевидно — о чём совсем не позаботился Кирилл.
— Да легко, — хмыкнул он и облизал нижнюю губу.
Я поддерживающе кивнула.
— Вот и славненько! А я пойду поем в пекарню на первом этаже… устала я ужинать чаем! — Надин, уже успевшая до нашего положительного ответа, забраться в ящик в столе под пультом, достала кошелёк и телефон. Ах вот, что она имела в виду под «помочь»… нарядить вместо неё! — А то мне ещё с дуэтом вашим тут тухнуть до полвосьмого. Чувствую, работы непочатый край…
— Приятного аппетита, Надин Дмитриевна!
— Спасибо, Соколов… и это. На окна, пожалуйста, побольше красных гирлянд…
— Хорошо, — спроваживающе согласился он.
— И… плакаты на стену повесьте…
— Хорошо.
— Но не больше четырёх, а то будет аляписто!
— Хорошо!
— Выберите там те, что получше… Ладно. Пошла я.
— Идите!
Я лишь поджала губы, разглядывая удаляющуюся спину Надин. Но она вдруг остановилась в дверях.
— Кхм… ну вы же тут это… не будете…? — Боже мой! На что она намекает?! На то, о чём я сама ещё не решилась додумать до конца? — …убивать друг друга?
А…
Всё также сидящий на диване ухмыляющийся Соколов помотал головой из стороны в сторону с выдержкой преступника, скрывающегося в толпе. Мне стало страшно.
— Ну ладно. Теперь точно пошла. Скотч в ящике…
Внутренняя дверь окончательно закрылась, затем послышался металлический скрип, и… мы с Кириллом впервые остались наедине в замкнутом пространстве. От этого самопроизвольного вывода меня пробрало до приятного волнующего озноба, и я с несколько секунд бездвижно наблюдала, как он, нерасторопно и сладко потянулся, прикрыв веки. А сам подглядывал через прищур… встал с дивана, расправил свитер и направился за коробками.
Я выключила микрофон и вернула его к пульту, пока позади Соколов рвал скотч на громко хрустящем картоне. Помедлив, стоя к нему спиной, зачем-то глубоко вдохнула — видимо, впрок — и как ни в чём не бывало приблизилась.
Между нами будто намагнитилось пространство. Свежий запах стойкого мужского парфюма защекотал ноздри, когда я расположилась по левое мужское плечо и забралась в дальнюю коробку. Сквозь пушистые гирлянды, пощекотавшие пальцы, достала набор сосулек на белых лентах, пытаясь игнорировать помутнение рассудка, и обернулась, продумывая, куда их приспособить… Кирилл вынул бобину фонариков, работающих от розетки, а в левой руке уже сжимал верхушку небольшой искусственной ёлки, мелькая по мне исподтишка испытующим взглядом.
Мы принялись наряжать кабинет, не обмениваясь и словом. Зато многоговоряще переглядывались, предопределяя, кто первый и из какой коробки извлечёт мишуру, куда поместит. Я бродила по кабинету, чувствуя затылком, как Соколов продолжает пялиться, когда я отворачивалась. На тюлях появились пушистые вишнёвые гирлянды, удерживаемые клипсами, на стенах — Дед Мороз со Снегурочкой и снежинки, а у меня в груди медленно и гулко билось сердце.