Савицкий, просиявший счастливой улыбкой, в этот момент подошёл к изумлённому ведущему, вручил ему бумаги со своими оценками и пожал его безвольную руку.
— Вот именно! Чтоб я ещё раз согласился на эту попсятину! — выплюнул Лёня и самодовольно хмыкнул. — Я пытался быть вежливым… но раз я собака, вы — свинка! Как в вашем любимом колхозе! — на этот раз истерический хохот в голос вырвался сразу в нескольких концах нашего раскритикованного ряда и подхватился массами несправедливо засуженных вокалистов. То, что Господин высказал вслух было грубо, но ужасно правильно! — Всё! Мне больше некогда с вами возиться! Меня жена беременная дома ждёт! Ещё от грязи вашей отмываться… как в хлеву, блин, побывал!
— Вы хам! — бросила ему, уходящему по правому пролёту, ближайшему к нам, Растопчинская.
Я увидела едва сдерживающего смех солиста Death Breath буквально в метре от себя, продолжая растерянно стоять посреди хохочущего зала за руку с сидящим Соколовым.
— А вы — свинка! — насмешливо вскрикнул Господин, не поворачиваясь.
И смачно прихрюкнул.
_______________________________
«Share my life» — первая строчка легендарной песни Уитни Хьюстон «I have nothing».
Глава 25. Решающее мнение
— Что… это… такое? — постучала ногтем по плотному, сотрясшемуся в её руках картону Надин Дмитриевна.
Сегодня она была одета в чёрный «похоронный» костюм и не забыла завязать на шее пышный цветок из шифоновой ткани. Я стыдливо уронила взгляд с преподавательницы, высиживающей за пианино, на свои розовые тапки и поковыряла носком линолеум.
— Это я её неправильно зарегистрировал, — подозрительно честно сознался Соколов, не поворачиваясь.
Его занятие, судя по всему, ничем не отличающееся от предыдущих, подходило к концу. Когда я вошла в кабинет, он не захотел даже посмотреть в мою сторону и встал лицом к колонке у окна, допевая «White Christmas» с плюсовкой. Я подумала, что он обиделся за ситуацию с губной помадой…
И это было бы справедливо. Хоть и довольно неожиданно после того, как он поддержал меня во время круглого стола.
— Соколов! Не подвякивай, — грубо заткнула его Надин. — Лучше спой ещё раз!
Преподавательница приподнялась и, сделав пару грузных шагов к ноутбуку, включила песню по второму кругу. А затем сильно прибавила громкость до такой степени, что тягаться с ней живым исполнением для меня точно было бы проблематично.
Стоящий к нам спиной Соколов в узорчатом новогоднем свитере и брюках в клетку, сопротивляясь звуку, уложил руки на бока. Вокруг него заманчиво блестели гирлянды, что мы вместе развешивали. А Надин, пренебрежительно отшвырнувшая диплом на стол, уже спешила ко мне.
Стук каблуков затерялся в бодрой басящей мелодии.
— Чхать я хотела на то, чьё имя здесь написано! — прикрикнула она мне уже в отпрянувшее лицо. — Главное, что на одной бумажке встретились моя фамилия и дипломант первой степени! Что ты натворила?!
Вот я и получила, как хотела, «первое место». Только не среди лауреатов…
Все выходные у меня ушли на то, чтобы смириться с поражением и попросту пережить учинённый моей самооценке урон. Обдумать каждое слово Растопчинской. Обсудить его с Дашей и Ярославом, высмеять, но буквально вколотить в психику и пропустить через себя, ёжившуюся от стыда при одном только упоминании пятничного конкурса. Не хотелось видеть красное платье — оно и вправду начало казаться мне вульгарным. Я запихнула его в старый вонючий шкаф напротив кровати. От предложений посмотреть видео со своего выступления физически тошнило, а от мимолётного взгляда на диплом — трясло. «Васнецова Ра» совсем не коробила на фоне номинации, пропечатанной жирным, будто стыдящим меня шрифтом: ДИПЛОМАНТ 1 СТ.
После легко доставшегося лауреатства, крайнее присуждённое звание пробудило меня от иллюзий. Возвращаться к ощущениям за кулисами в тот день было до ломоты мерзко: я видела себя инфантильной дурочкой. Самонадеянной, хихикающей неумехой, устроившей клоунаду вместо добросовестной распевки.
Об этом знали только я, Кирилл… и ведущий. Этого было достаточно, чтобы я сходила с ума от угрызений совести. Я чувствовала, что по этой причине критика Растопчинской имеет надо мной особую власть. А теперь предстояло выдержать добавку от Надин Дмитриевны… стоило подготовить себя морально заранее, но я даже не подумала, что она так среагирует! Неужели она не знала, с какой формулировкой мне присудили дипломанта?!
— Жюри осудили меня за сценический образ, — очнулась я под грохочущую дуэтную песню, до которой пытался докричаться Кирилл. Посмотреть в глаза Надин Дмитриевне я не решилась. Догадалась, что она прибавила громкость песни, чтобы спрятать за ней вопли, и почувствовала, как неконтролируемо задрались плечи. — Сказали, что петь джаз в красном — пошло.