Его горячая ладонь огладила мою талию, уже практически по-свойски опускаясь к бедру. Иногда он успевал дойти до этого момента, как сейчас… озираясь, чтобы проследить, как мы остаёмся незамеченными.
Зато я могла позволить себе закрыть глаза и чувствовать его тепло на своих губах. Потакать прикосновениям языка, не отвлекаясь больше ни на что… Послышался шелест одежды. Кирилл требовательно ущипнул меня за бедро, продолжая беззвучно вбирать мои губы в свой горячий рот, и я даже мимолётно приоткрыла веки.
Всё то же удачное сонное царство. Я зажмурилась, нетерпеливо выдыхая сквозь поцелуй, и наощупь потянулась рукой к его боку, чтобы приобнять.
Тогда вовсю разошедшийся Соколов в ту же секунду перестал посасывать мой язык и подозрительно напряжённо замер. Я судорожно разлепила глаза, заглядывая за спинки кресел: Оксана и Даша, не изменив своей позы, продолжали спать в убаюкивающих «сумерках» салона.
Всё ещё везло. Я непонимающе вернулась губами к Соколову, пристально разглядывающему моё лицо почерневшими от желания глазами. Он выглядел так исступлённо, будто потерял связь с реальностью, дыша поверхностно и едва заметно вздрагивая.
— Всё в порядке? — одними губами произнесла я, на что он медленно моргнул и сдвинул свою ладонь с бедра ближе к его внутренней пылающей стороне.
Соколов решил облапать меня между ног, не дождавшись заселения в отель? Я, изнемогая от влечения, взволновалась. Моя рука на его боку сжалась чуть сильнее, почему-то не разбирая очертаний торса и… тогда я нащупала что-то твёрдое, продолговатое и горячее, дёрнувшееся от прикосновения.
ААААААААААААААААА! ОН ШЕВЕЛИТСЯ!
— Я хотела тебя обнять! Клянусь, это вышло случайно! Это не… не… — испуганно залепетала я шёпотом, отстраняясь и изображая ладошками «хенде хох». Я не куртизанка! — Прости! Прости, пожалуйста… это недоразумение…
Кирилл возмущённо изогнул бровь и только сейчас обессиленно выдохнул. Небрежно поправил окрепший член через натянувшиеся штаны.
— Хулиганка, — он искривил губы в похотливой улыбке и неудовлетворённо провёл ладонью по волосам. — Могла бы подольше…
_______________________________________
1. Перевод песни Eartha Kitt — «Santa Baby».
2. Перевод из песни Ella Fitzgerald — «The Man I Love».
Глава 29. Прибытие
Сказать, что я жила в предвкушении последние полтора месяца — ничего не сказать. Новогодняя ночь, путешествие в Черногорию, участие в международном конкурсе, дуэт с Соколовым, семь ночей в отеле в его компании и других вокалистов… и всё это одновременно в конце нелёгкого, но увлекательного года.
Вряд ли мне бы хватило совести и смелости отправиться в поездку, если не тот разговор с Кириллом… неудачная попытка уйти с вокала быстро забылась за подготовкой дуэтной песни. Она отняла у нас не мало сил и, хоть я и хорошо знала мотив, Надин Дмитриевна относилась к конкурсу в Черногории гораздо щепетильнее, чем к московским. Аккуратничала в выражениях, но не давала спуску. Прежние её запросы на фоне нынешних выглядели не такими уж и зверскими. Так что декабрь уходящего года запомнился мне завораживающими светящимися декорациями на столичных улицах, заманчивым запахом из кофейных будок, а ещё кропотливейшими занятиями по вокалу, посвящёнными лишь призрачной возможности взять гран-при. Надин интересовали сущие мелочи в «White Christmas», чистое двухголосье и выигрышный тридцатисекундный скэт, который мы без конца меняли и совершенствовали хоть по буковке, хоть по минимальному призвуку в окончаниях. Как оказалось, самая грандиозная импровизация — спланированная заранее.
Меня пугала мысль о том, сколько трудов вложил Кирилл в «Feeling good» с более сложным мотивом и мелизматикой… но и петь в дуэте, выяснилось, что задача не легче качественного соло! Я страдала погрешностями в интервалах, а когда от моей запоздавшей партии зависела не только я, но и Соколов, которому доставалась масса хлопот «в наследство», замаскировать этот косяк уже не удавалось… к тому же, я шатко чувствовала себя на двухголосье и могла начать откровенно врать — фальшь выбивалась на фоне идеального звуковедения Кирилла. Он успокаивал меня тем, что это действительно сложно, особенно с непривычки, пока Надин Дмитриевна краснела от удушья непредъявленных претензий. Терпение!
И всё-таки самолёт Москва-Подгорица вместе со мной на борту успешно приземлился в небольшом аэропорту Черногории к рассвету. Семь часов утра по местному времени: телефон отображал два циферблата, потому что мне, гуманитарию, было трудно каждый раз отнимать +2 часа по Москве.