Я с сосредоточенностью, которой вовсе не требовалась для этих действий, влезла в душевую кабинку и пустила обжигающе горячую воду, которая словно обваривала меня. Постояв под душем минут десять, вымылась до скрипа кожи и завернулась в белоснежное полотенце, оставив волосы высыхать на воздухе. Затем, все еще сосредоточившись только на каждом маленьком действии, распаковала зубную щетку и почистила зубы. Я то начинала двигаться лихорадочно быстро, то замирала, не в силах пошевелиться, ловя флешбеки сегодняшней ночи.
— Не-на-ви-жу-те-бя, — по слогам, четко и ясно, сказала своему отражению. Постаралась принять этот факт. — Ненавижу. Ненавижу.
В одной руке все еще сжимала зубную щетку, а в другой — стеклянный стакан, даже не осознавая, что он находится у меня в руках.
— Ненавижу! — я резко сжала кулаки, опустив их на раковину. Стакан в моей руке от удара треснул, несколько осколков резко вспороли кожу, остальные упали в раковину.
Я вскрикнула и уставилась на то, как в слив стекает ярко-алая кровь. Ее было довольно много. Так много, что меня замутило. Закрыла глаза и попыталась сосредоточиться. Острая боль немного привела в чувства.
— Насть? — постучался Саша. — У тебя все в порядке?
— Ч-ч-черт, — прошипела я. Его только здесь не хватало! Я молчала.
— Настя! — требовательнее постучал молодой человек. — Открой!
Я упрямо хранила молчание, глядя, как в раковину стекает кровь и вода.
— Настя! Открой, или я выломаю дверь! — пригрозил Саша. — Сама потом будешь объясняться с Вячеславом Сергеевичем.
Угроза подействовала, почему-то я знала, что это не пустые слова. Роняя крупные капли крови на белый кафель, подошла к двери и повернула защелку. Из ладони, которую я просто держала на весу, не понимая, что с ней делать, по-прежнему торчало несколько осколков.
Увидев, в каком состоянии моя рука, Саша резко втянул в себя воздух, скривившись. Он был в боксерах, которые я видела в куче нашей одежды на полу, пока искала свои вещи. Надо же, успел натянуть, с иронией подумала отстраненно.
— Как это произошло?! — он взял меня за руку и поднес ее ближе к светильнику.
— Случайность, — глухо объяснила я.
Он на меня глянул так, как будто не поверил. Ну и дьявол с ним. Пусть не верит.
Саша аккуратно вытащил все осколки.
— Мне кажется, тут больше нет стекла, — заключил он, внимательно вглядываясь в рану. — Здесь где-то должна быть аптечка, — он наклонился к комоду, открывая все полочки подряд, пока не нашел то, что искал.
— Не нужно, я сама, — сглотнула ком в горле. Не хотела быть рядом с ним сейчас.
— Да как ты левой рукой перебинтуешь все? — Саша раскрыл упаковку со стерильным бинтом. — Дай сюда, нужно сначала антисептиком обработать.
— Саша, уйди, — я сама ощутила, что в горле зарождаются истерические нотки. — Мне нужно побыть одной. Я не хочу тебя видеть, — говорила уже прямым текстом, потому что по-другому он не понимал.
— Не уйду, — упрямо буркнул он и снова взял мою руку. Я попыталась отобрать ее, но зашипела от боли и прекратила попытки борьбы. Сжимала челюсти, пока он промывал раны. Но не от боли, а от обиды и разочарования. От обиды на Сашу, на ту ситуацию, в которую он меня поставил. От разочарования в себе.
— Насть? — посмотрел на меня Саша. — Что произошло? Мне ты можешь рассказать все что угодно.
Все что угодно, говоришь? В глубине груди стало зарождаться противное чувство. Я знала, как сделать ему больно. Знала и хотела этого. Хотела вставить нож ему в сердце и провернуть рукоятку пару раз. И для этого нужно было лишь выпустить эмоции наружу.
Я перестала сжимать челюсти, и губы мелко-мелко задрожали, а в глазах снова появились слезы. Я отпустила их. Позволила Саше смотреть, как я плачу. В его глазах отразилась боль. Но это были еще только цветочки.
— Он ничего мне не написал, — сказала то, о чем действительно жалела больше всего за сегодняшнее утро. — Не позвонил, — я всхлипнула. В этом не было ни капли игры, просто я знала, что мои искренние чувства к Мише ранят Сашу, и пользовалась этим оружием.
Его лицо исказила гримаса страдания, но он почти сразу взял себя в руки, продолжая перевязку. А я уже не могла себя сдерживать. Сама запустила эту лавину, но теперь не могла ее контролировать.
Из груди рвалась настоящая истерика. Та, в которой я себе отказала вчера и позавчера. Та, которую я запечатала глубоко внутри. Сейчас эмоции дали о себе знать, вихрем сметая все на своем пути. И я желала — почти также остро, как тело Саши сегодня ночью — чтобы его смела эта лавина, этот смерч, чтобы он утонул в этом океане, задохнулся, чтобы ему было так же больно, как и мне.