Он замолчал, отстранился от нее, сел на край кровати и включил лампу. Была середина ночи, луна была яркой, небо — чистым, а снег поблескивал на земле.
Она осмотрела его силуэт — голова была низко опущена, а подбородок лежал на груди.
Плечи напряглись, когда он уперся руками в бедра. Ему было больно, и ее познания в общедоступной психологии не помогали снять напряжение, которое он пытался
похоронить, высекая даты смертей людей, которых опекал. И в то же время она не испытывала чувства вины за то, что спросила. Он говорил о своем опыте, и она была уверена, что он не так часто это делал, и делал ли вообще.
— Второе января, две тысячи третий. Капрал Бойд Мэсси получил ранение от РПГ. Медики сделали все, что смогли. Я снял его с вертолета, и сразу понял, что он не жилец. Детонирующее устройство не сработало при ударе. Оно застряло в его груди, — он сглотнул, вздрагивая. — Он был живой бомбой.
— Боже мой. — Казалось, комната растворилась. Был лишь Диллон, операционная палатка и испепеляющий жар пустыни. Она не была там, но могла ощутить, как боль нахлынула на него с новой силой, словно он вернулся туда.
— Он был в сознании, когда прибыл к нам и знал, что происходит. Я бы ни за что не ушел и не оставил его одного.
— Что ты сделал? — прошептала она.
Он сглотнул и прочистил горло. Поежился.
— Один парень из экипажа вертолета был сапером. Поэтому мы и медики, остались в операционной вопреки протоколу. Спустя несколько ужасных часов мы извлекли бомбу. Но затем потеряли Мэсси на столе.
Слезы скользили по ее щекам и капали на грудь.
— Вы рисковали собственными жизнями.
— Это часть работы.
— А нарушать правила?
Он наклонился и закрыл лицо руками.
— Он был жив, но был мертв. И он знал это. Он был так напуган, но в то же время был самым смелым солдатом, которого я когда-либо видел.
Бренна встала на колени, и прижалась грудью к его спине. Его кожа была ледяной, она растерла его плечи, желая проникнуть туда, где он годами не ощущал тепло.
— Хотела бы я помочь тебе. Или прогнать эту тоску.
Он покачал головой.
— Я не хочу, чтобы это уходило. Эти мужчины заслужили, чтобы о них помнили.
— Как и ты. За то, что пытался спасти их.
Он фыркнул.
— Сомневаюсь, что их семьи воспринимают это также.
Он шутил?
— Ты ведь знаешь, что сделал все, что мог? Почему им думать иначе?
— Что, если я не все сделал? Что если принял не те решения?
— Ты сам знаешь. В самых ужасных условиях ты принимал только те решения, которые были возможны. Скажи мне, что я не права.
— Я не знаю, Бренна. Не знаю.
Она прижалась щекой к его шее, вдохнула его аромат, ощутив прохладу его кожи. Она была не лучшим советчиком, но знала, что объятия порою лучше любых слов. И это было проще простого, заботиться о нем, понимать, что их отношения из дружеских переросли во влюбленность, и в будущем, смогли бы перейти в глубокую привязанность.
— Ты о чем-нибудь сожалеешь?
Прошло несколько секунд, прежде чем он ответил.
— Нет.
— Если бы ты мог вернуть время вспять, ты что-нибудь изменил бы?
На этот вопрос он ответил быстро, отрицательно качая головой.
— Нет.
— Ты когда-нибудь оглядывался на прошлое, работая в скорой помощи, думал ли, что сделал что-то неправильно?
— Это не то…
— Нет. Не то. Абсолютно. — И именно это он должен понять. — Конечно, условия были другими. Другие травмы. Ты не накладывал кровоостанавливающий бинт в палатке. Но ты имел дело со всем этим, принимал жизненно важные решения. Эта часть осталась той же.
— Пациенты в скорой не были парнями, которые отдавали жизни за свою страну.
— Но некоторые пожертвовали жизнями ради жизни их семей. Начиная с домашнего насилия и заканчивая резней ножом? Может, ты заботился об офицере полиции, которого подстрелили, или пожарном, который упал в горящем здании.
Когда он не ответил, она продолжила.
— Разве эти люди не герои? Они служат обществу, своим семьям, а не общей цели. Но это служба. И она бескорыстна. И ты всегда будешь героем из-за того, что сделал. Не важно, где ты вскрывал грудную клетку.
Он немного повернул голову и улыбнулся ей.
— Что ты знаешь о кровоостанавливающем бинте?
— Я смотрю новости. Читаю газеты.
— И ты была черлидером1 в школе?
Она закатила глаза, но была рада снова увидеть его улыбку.
— Нет.
— Кружке ораторов?
В этот раз она шлепнула его по плечу.
— Я была единственным ребенком, чьи родители отказывались баловать его, поэтому я научилась убеждать их, когда мне что-то было нужно.