Тут мысли Моники прерывают громкие настойчивые удары во входную дверь, а срывающийся от волнения голос повторяет: «Мони, Мони! Открой, это я, Малу!..»
В Варадеро мы приехали к полудню и, расплатившись с шофером, отправились на поиски матери Моники. Сначала надо было посетить пансионат, принадлежавший ее учреждению.
– Где находится этот дом? – спросил Франсис.
– В центре.
Когда мы туда добрались, то, к своему разочарованию, нашли там всего лишь дискотеку для иностранцев, где никто ничего не слышал ни о каких домах отдыха, ни о министерствах.
– Не может такого быть! – воскликнул я.
– Кто дал тебе этот адрес? – С Франсиса ручьями лил пот.
– Тот, кто подошел к телефону в ее учреждении.
– Надо быть круглым идиотом… Кто теперь верит анонимным ответам по телефону. – Франсис вытер пот. – Ну, а теперь что?
– Будем искать.
– С ума спятил? У нас же нет адреса. И мы даже не можем позвонить в Гавану или разузнать что-нибудь в здешних офисах – сегодня же воскресенье!
– Будем спрашивать прохожих.
– Кого? Вон этих тупорылых иностранцев? – Франсис кивнул на каких-то туристов.
– Кто-нибудь да подскажет.
Мы принялись расспрашивать всех подряд, но это оказалось бесполезным делом. «Мы не здешние», – отвечали нам. Или: «Идите к центру», «К югу», «Да, конечно, метров через сто или двести»…
Прошло часа два, а мы, потные, усталые, все еще бродили в поисках нужного дома.
– I can» t more, brother,[35] – Франсис остановился и не спеша огляделся, – мне срочно надо смочить горло.
– Позже.
– Не могу. Или сейчас, или я погибну от засухи. – Он стоял на своем, и пришлось бросить его у какого-то пивного бара. – Когда завершишь свои розыски, найдешь меня здесь. Живым или пьяным, – сказал он.
Я и сам был не прочь залить в себя сотню бочек пива, но не мог прекратить поиски. Не зря же мы притащились в Варадеро.
И я стал блуждать наудачу, заглядывая во все здания, походившие на дома отдыха, расспрашивая людей, полагаясь на судьбу. Совсем без сил оказался я наконец на пляже и скинул туфли. Под ногами зашуршал мягкий влажный песок, по телу прошелся морской ветерок. Мне стало хорошо до невозможности.
Я вдохнул воздух полной грудью.
По морю медленно скользила яхта, белая, как голубь. На палубе стояли люди, смотрели на берег и чему-то смеялись. Они выглядели счастливыми – по крайней мере там, на море. Возможно, потом им будет худо, но в те минуты они светились счастьем. Какая-то девушка и маленькая девчушка махали мне руками.
Я с удовольствием помахал им в ответ, и они мне что-то крикнули. Наверное, «Привет!» или «До свидания!» И мне это было как маслом по сердцу.
С каким удовольствием поднялся бы я на яхту, познакомился с девушкой и с малышкой, с их родителями, которые, конечно, пригласили бы меня попутешествовать с ними. Я показал бы им укромные места на побережье, угостил бы морскими деликатесами.
Чтобы совершить с ними путешествие вокруг Острова, я готов был наняться гидом, поваром, матросом, юнгой.
«Совсем сдурел», – подумалось мне, и я поплелся дальше по песку, подставляя свое взмокшее тело солнцу и ветру, вселявшим жизнь. Так шли эти минуты, когда не вспоминалось ни о чем и хотелось смотреть на небо, только на небо.
Как же хорошо стоять под солнцем у самого моря и забыть, кто я таков, откуда пришел, куда иду. Забыть о прошлом, забыть о будущем и отдаться лишь ощущениям момента.
– Берегись! – Крик не успел опередить удар. Волейбольный мяч жахнул меня по лбу. – Ой, простите! Больно? Извините, пожалуйста, – услышал я голос ангела, если предположить, что ангелы умеют говорить. Передо мной стояла женщина, наверное, самая прекрасная и пьянящая из всех, кого мне приходилось видеть. Рыжие волосы ниспадали до плеч, купальник на ней был просто крошечный: нижний треугольник так мал, что я не отер бы им и пот с лица, а верхней полоской материи едва ли прикрыл бы себе глаз кривой пират. Оба лоскутка совсем не мешали обзору ее женских прелестей.
Я быстро выпрямился, потирая ушибленный глаз.
– Нет, нет, все в порядке, – забормотал я, пожирая здоровым глазом великолепное женское тело. Мой взгляд ее вовсе не смутил. Напротив, она расцвела улыбкой. Сколько ей могло быть лет? Отнюдь не девочка, но любой девчонке могла дать фору. От таких женщин я всегда терял голову.