На второй день похода шторм немного стих. А на лодке старая неприятность: снова пропускают воду клинкеты дизелей. Все-таки наша «старушка» остается старушкой. Возраст — вещь необратимая не только для человеческого, но и для корабельного организма. За полчаса более или менее исправили неполадку. Но тут пришлось погружаться. Рассвело, и оставаться над водой в пределах видимости немецких наблюдательных постов нельзя.
На глубине клинкеты все же текут, но терпимо. И мы двинулись в небольшую бухточку.
Кораблей там не оказалось. Да и бухта почти нежилая. Лишь в глубине ее виднеется небольшой поселок. В перископ весь этот пейзаж производит впечатление черно-белой фотографии: темная вода, серое небо, черные скалы и на них — белые, какие-то очень чистенькие домики.
Кто живет в этих домах, что происходит под островерхими крышами? Может быть, честные норвежские рыбаки, у которых гитлеровцы вызывают такие же, как и у нас, чувства. А может быть, честных людей прогнали подальше от моря и поселили сюда отпетых квислинговцев. Кто знает?!
Снова ведем поиск. Томительно тянется время. Свободные от вахты моряки отдыхают: кто дремлет, а кто читает. Впрочем, читающие в большинстве. Книга на лодке называют моральным оружием. Что ж, очень правильное определение.
В боевом походе порядок матросской жизни прост: четыре часа вахта, восемь часов отдых, четыре часа вахта, восемь часов отдых… Приборки, уход за техникой и
[48]
оружием. Четыре раза в день еда. Сон. И вне всяких планов — боевые тревоги и ремонтные работы. Свободного времен и немало. Его не заполняют целиком партийные и комсомольские собрания, политинформации и выпуск боевых листков. Вот тут-то и необходимо «моральное оружие». Человеком, помногу остающимся наедине со своими мыслями, легко могут овладеть плохое настроение, хандра: долгие дни ожидания встречи с противником, ощущение смертельной опасности, горькие вести из дому давят тяжелым грузом на сердце, расшатывают нервную систему. Худо в походе человеку, не подружившемуся с книгой.
На «Д-3», как, впрочем, и на всех лодках, я почти не встречал нечитающих. Книги в поход мы получаем из нашей большой бригадной библиотеки. На этот раз Гусаров расстарался: взял книги еще и из библиотеки Дома флота, учел, так сказать, индивидуальные заявки краснофлотцев и старшин. А запросы у моряков очень разносторонние. Интересуются они и политической, и военной, и технической литературой. И конечно, особенно велик спрос на художественные произведения. В большом почете Пушкин и Лермонтов, Гоголь и Толстой, Чехов и Горький. Из рук в руки переходят книги Маяковского, Шолохова, Фадеева, Соболева, Новикова-Прибоя, Островского.
Хорошая книга будит добрые чувства и распаляет ненависть к врагу, помогает полнее ощутить любовь к Родине и пробуждает в душе героическое начало. Это оружие не слабее торпед!
А наши торпеды, увы, пока что спокойно лежат в аппаратах. Попытались мы было зайти в глубь большого глубокого Тана-фиорда. Но пришлось вернуться обратно: лодка начала тонуть, ее так и тянуло на глубину. Выбросили почти всю воду из цистерн. Не помогло. Лодка проваливалась, словно гигантский спрут охватил ее щупальцами и увлекал вниз. Развернулись и средним ходом вышли из коварного фиорда. В нем, видимо, скопилось много пресной воды, принесенной горными реками после обильных дождей. А в опресненной воде лодка «тяжелеет».
Подлые клинкеты продолжают пропускать воду. За час ее набирается в трюме до тонны. Время от времени
[49]
приходится запускать турбонасос и откачивать воду за борт. Константинов нервничает.
— Придется возвращаться из-за этих клинкетов, товарищ комдив, — говорит он.
— Ну нет, — не соглашаюсь я. — Да нас в базе засмеют. Вот, скажут, вояки, не успели выйти в море и назад запросились.
— Да ведь это же не ерунда какая-нибудь, — горячится Филипп Васильевич. — Демаскируем мы себя, со следом идем.
В этом он прав: вода, побывав в трюме, выходит за борт с примесью масла и оставляет на поверхности предательские радужные пятна. Да и шум во время откачки воды нам не на пользу. И все-таки Константинов неправ в главном: нельзя так легко пасовать перед первыми же трудностями.
— Посоветуйся, командир, еще раз с механиком, со старшинами, — предлагаю я ему. — Они народ смекалистый, чего-нибудь да изобретут.