Вечером 27-го мы малым ходом двинулись в узкость между островом и берегом, ведущую в бухту. В лодке тишина. Все на своих боевых постах. Торпеды приготовлены к выстрелу на случай немедленной атаки. Вот мы и в бухте. Моисеев осторожно поднимает перископ, осматривается. Смотрю и я. Дух захватывает. Перископ поставлен на увеличение, и кирка — слева, на острове, и дома — справа, на берегу, — вот они, совсем рядом, рукой подать. Кажется, что и мы вот так же видны оттуда. А прямо по носу бортом к нам стоит на якоре небольшой транспорт, водоизмещением тонн на пятьсот или шестьсот. Расстояние до него кабельтовых шестнадцать.
— Аппарат, товсь! — командует Моисеев. Мы прошли еще кабельтова два, и прозвучало «Пли!». Наша первая боевая торпеда вырвалась из аппарата и пошла к транспорту.
А дальше… Тут следует сказать, что на наших лодках тогда еще не была установлена система беспузырной стрельбы. А это значит, что вслед за торпедой из аппарата вырывался большой воздушный пузырь и, подскочив к поверхности, вспучивал воду. Это демаскировало лодку в момент выстрела. Мало того, освободившийся от торпеды аппарат некоторое время оставался незаполненным водой. Это облегчало нос лодки, он стремился под-
[12]
няться вверх, а корма соответственно опуститься вниз. Иными словами, создавался дифферент на корму. И лодку так и тянуло выскочить на поверхность.
Чтобы избежать такого, требовалась очень согласованная работа инженер-механика и боцмана. Обычно перед самым залпом инженер-механик принимал немного воды в носовую дифферентную цистерну. Это помогало боцману, управлявшему горизонтальными рулями, удержать лодку на глубине.
На этот раз такой согласованности в действиях достигнуто не было. Палуба качнулась у нас под ногами, лодку потянуло вверх. Я глянул на глубиномер. Его стрелка бежала вверх, потом замерла у четырехметровой отметки — значит, наша рубка показалась над водой. Но энергичные распоряжения Моисеева возымели свое действие, и стрелка покатилась вниз.
Когда мы вновь осмотрели бухту в перископ, то увидели целехонький и невредимый транспорт.
В чем же причина промаха? Нам не удалось до конца проследить за тем, как шла торпеда. Может быть, отказал прибор Обри — гироскоп, удерживающий ее на курсе?! Возможно. Но вполне очевидным стало нам и другое. По обязательной для всех подводников инструкции наши торпеды были установлены на глубину пять метров. Но такую осадку имеют лишь весьма крупные корабли. А транспорт, атакованный нами, был невелик, да к тому же стоял порожним. Его осадка не могла превышать трех метров. По всей вероятности, торпеда прошла под килем судна, как во время учебной стрельбы.
Итак, первый блин комом. Даже если и не по нашей вине, от этого не легче.
Мы не стали стрелять еще раз, чтобы не тратить зря торпеду, и развернулись на выход из гавани.
«Мы двужильные…»
И вот мы в море. Погрузились метров на сорок, чтобы спокойнее было, и начали долгую и нелегкую работу: менять у торпед установку глубины с пяти метров на два. Для этого торпеды нужно доставать из аппаратов. В лодочной тесноте это совсем не просто — почти голыми руками извлекать из узких труб восьмиметровые стальные сигары. Но что поделаешь, другого выхода нет.
[13]
Торпеда — это не пуля и не снаряд, а подводная лодка в миниатюре. Тонко сработанные и много раз выверенные механизмы яростно вращают гребные винты, придавая торпеде сорокаузловую[3] скорость. Хитроумные приборы удерживают ее на нужном курсе и на заранее установленной глубине, чтобы донесла она четыреста килограммов взрывчатки до неприятельского борта. Больших народных денег стоит торпеда! И расходовать ее на авось — значит поступать против совести и долга.
Мы работаем сосредоточенно, быстро, изредка ворчим, поминая всякими нелестными эпитетами тех, кто придумал устанавливать на торпедах пятиметровую глубину. Будто мы должны воевать только с линкорами да крейсерами. А где они, эти крейсера?
Наконец установки глубины на торпедах изменены. Но тут выясняется, что аккумуляторные батареи уже требуют зарядки. И уходим мы подальше от бухты, чтобы вдохнуть в батареи новые силы.
Запись об окончании зарядки делается уже на страничке вахтенного журнала, помеченной новой датой — 28 июня. Снова идем попытать счастья в ту самую гавань. Подходим. Осматриваемся. Транспорта и след простыл. Зато у входа в гавань плавают буйки и маячит сторожевой катер, — видно, фашисты успели поставить здесь противолодочную сеть. Досадно! Ну как тут не выругать боцмана и механика — прикатили во вражескую бухту, словно к теще на блины! Немцам надо было бы оказаться полными остолопами, чтобы не заметить показавшуюся из воды рубку.